- Ничего, всё в порядке, принимай координаты...
В планшетке немецкого офицера лётчик нашёл карту с обстановкой, и теперь спешил передать своим хотя бы основные цели. Командир разведгруппы торопил его: через два часа начиналось наступление наших войск, следовало поскорее возвращаться.
- Стоит ли? - возразил Синица. - У нас прекрасный наблюдательный пункт, радиосвязь... Если вы обеспечите оборону и сможете удержаться, пока прорвутся наши, мы сделаем серьёзное дело...
В девять часов утра Синица, сдав немецкого офицера конвоирам, отправлявшим первую партию пленных, и взвалив на плечи трофейную рацию, вместе с пехотинцами вошёл в деревню. По улице ползли тяжёлые орудия.
Где - то, в этом потоке людей и машин, находился и Алмаз. Но как узнать её среди остальных девушек? Все они, разрумяненные морозом, весёлые, в пушистых ушанках и толстых ватных брюках, так похожи одна на другую. Синица нашёлся. Усмехнувшись, он поднялся на крыльцо, приложил руки рупором к губам и крикнул:
- Алмаз, Алмаз, я Солнце! Как слышите? Приём.
Улыбались бойцы, улыбались командиры, глядя на верзилу - лётчика, оглашавшего ребячливым криком шумную улицу. Но только Синица видел, как с одного из прицепов соскочила чем - то напоминающая милого, весёлого медвежонка девушка.
Сверкая серыми глазами и на ходу заправляя под ушанку русые локоны, она подбежала к крыльцу, лихо взяла под козырёк и, улыбаясь одними глазами, чётко отрапортовала:
- Здравствуйте, товарищ Солнце! Я Алмаз.
Николай Искров воевал в Чижовке в тяжкую осень сорок второго года. Здесь было тесно снарядам, и они рвались по нескольку штук в одной воронке - около пятиэтажной школы. Искров был ранен. Я зашёл к нему в медсанбат.
- Сушку мою возьми, - чуть слышно проговорил он.
Когда я пришёл на следующий день, дежурная сестра проводила меня на свежую могилу. Я присел около неё, вспоминая погибшего товарища. Он был ничем не примечателен. Невыразительное лицо, слишком маленькое для его роста, и излишне длинные руки делали непривлекательной внешность моего друга. Особых талантов он не имел, и выделить его из массы обыкновенных людей было трудно.
Везде, где бы он ни был, он исписывал своим бисерным почерком десятки страниц и прятал их в полевую сумку. «Дневник ведёт», - решили мы...
Теперь мне отдали вещи Искрова. В полевой сумке я нашёл записку.
«Тёзка, - писал он мне, - если я погибну, пусть жена о моей смерти узнает возможно позже, когда это уже не сможет отразиться на здоровье дочурки. Ты знаешь, что она родилась без меня. Я эту незнакомую мне девочку очень люблю. Посылай моей жене письма, которые я заранее писал на всякий случай. Делай приписки от себя, она тебя знает и любит, как любил тебя я. Прощай, Коля!»
Воля погибшего друга - закон.
Я задержал извещение о смерти. В полевой сумке лежало много писем без дат. Каждую неделю я посылал их, по - одному, жене Искрова. Он расспрашивал в них о дочке, беспокоился за её здоровье и просил беречь.
Мы шли вперёд. С берегов новых рек, из новых городов отправлял я эти письма. Далеко осталась могила моего друга, а где - то там, в тылу, для женщины и маленькой девочки он оставался живым.
Я получал ответные письма, и они тревожили мою совесть, как незаживающая рана. Женщина подробно рассказывала о красивом и умном ребёнке мёртвому отцу. Имел ли я право обманывать её так?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.