И воспитание ребят...
Отрывок этот носил на себе следы последующей правки, не доведённой, однако, до конца. Так, в первых строчках личное местоимение «я» было зачёркнуто и переправлено на «он», в последующие строки были внесены необходимые согласования, конец же отрывка остался непереработанным.
Посередине листа была поставлена красными чернилами цифровая пометка «39», а в самом низу, после стихов, уже другим почерком приписано: «Свидетельствую, что это действительно писано рукою покойного родителя моего Александра Сергеевича Пушкина. А. Пушкин».
Заведующий рукописным архивом Пушкинского дома профессор Б. В. Томашевский рассказал о значении этой новой рукописи А. С. Пушкина:
- Отрывок этот является неизвестной ранее редакцией сцены мечтаний Евгения перед роковым днём наводнения. В окончательном списке поэмы, который представлялся Пушкиным на просмотр Николаю I, после размышлений Евгения о том, «что ведь есть такие праздные счастливцы, ума не дальнего, ленивцы, которым жизнь куда легка!», шло ещё двадцать четыре стиха, в которых раскрывался внутренний мир героя поэмы, его мечтания о счастье и размышления о будущем.
После возвращения рукописи из канцелярии Третьего отделения, в период дальнейшей работы над переработкой и исправлением текста, Пушкин вычеркнул это место, и в посмертном издании поэмы, подготовленной к печати Жуковским, оно отсутствовало.
Найденная рукопись представляет собой авторскую переработку вычеркнутых стихов. В тексте поэмы они должны были занимать место после строк: «...и что с Парашей будет он дни на два, на три разлучён» - и заканчиваться на стихах: «... Так он мечтал».
Вновь найденная редакция сцены мечтаний Евгения говорит о том, что, вычёркивая из рукописи первоначальный вариант, Пушкин всё же не прекратил работы над этой сценой и продолжал переделывать её. Всё это представляет для исследователя богатейший материал по методике творческого процесса Пушкина.
В 1949 году архивом Пушкинского дома приобретён ещё один неизвестный автограф великого поэта.
... В 1834 году издатель Плюшар, владелец крупной петербургской типографии, затеял выпуск русского энциклопедического словаря. Преследуя прежде всего коммерческую выгоду, Плюшар постарался привлечь к своему изданию возможно большее число участников.
В первую очередь им были приглашены Булгарин, Греч, Полевой, Свиньин и тому подобные журналисты и литераторы, моральная нечистоплотность и беспринципность которых давно уже ни для кого не составляли секрета.
Однако, будучи достаточно ловким предпринимателем, Плюшар отлично понимал, что участие одних только Булгариных и им подобных вряд ли будет содействовать успеху его предприятия у читающей публики. Стремясь обеспечить успех словаря, Плюшар пригласил также и представителей других литературных кругов того времени и, прежде всего - Пушкина.
16 марта у Н. Греча состоялось литературное совещание всех приглашённых к участию в составлении словаря. Об этом совещании Пушкин 17 марта сделал в своём дневнике следующую запись:
«... Нас было человек со сто, большею частью неизвестных мне русских великих людей... Я подсмотрел много шарлатанства и очень мало толку. Не говорю уже о чести. Охота лезть в омут, где полощутся Булгарин, Полевой и Свиньин». Никакое, даже кратковременное совместное сотрудничество с этими людьми было неприемлемо для дорожащего своей честью поэта. Но и открытый отказ был также невозможен. Поставленный в тяжёлую зависимость от всесильного шефа жандармов графа Бенкендорфа, Пушкин, зная о «двойной профессии» Булгарина, остерегался вступать с этим ставленником шефа жандармов в открытый и чреватый последствиями конфликт.
И всё же Пушкин сумел сделать так, что издатель был вынужден отказаться от его участия в словаре. Вот как описывает это происшествие в своём дневнике цензор А. Никитенко: «Пушкин и князь В. Ф. Одоевский сделали маленькую неловкость, которая многим не понравилась, а иных и рассердила». «Неловкость» эта заключалась в следующем: все присутствующие на совещании были приглашены подписать на отдельном листе своё согласие на участие в издании словаря. Когда же лист дошёл до А. С. Пушкина, князя Одоевского и доктора Гаевского, все они подписались лишь с определённым условием, которое было сформулировано так, что принятие его Плюшаром было абсолютно невозможным. Таким образом, в результате этой приписки авторы её были исключены из числа издателей словаря.
О примерном содержании приписки было известно по записям в дневнике А. Никитенко, но точный текст её в течение долгого времени оставался неизвестным.
Сейчас эта приписка А. С. Пушкина наконец поступила в архив Пушкинского дома. Самого листа, на котором подписывались остальные участники совещания, не сохранилось. Владелец его вырезал и сохранил лишь узкую полоску с автографом А. С. Пушкина. Текст его следующий:
«Согласен участвовать, если имени моего не будет упомянуто, и если все условия редакции будут мне известны и будут соответственны с моими предположениями. А. Пушкин».
Это условие Пушкина было воспринято, как пощёчина.
Вновь найденный автограф позволяет теперь полностью восстановить картину этого события.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.