А пуля нужна. Ох, как нужна! Ее можно положить перед экспертом, и он скажет: «Стреляли из «шмайссера» образца 1940 года». Это уже кое-что. Еще лучше - гильза. Еще надежнее. По гильзе из сотни «шмайссеров» можно безошибочно выбрать единственный, тот самый. Да... гильза. Только разве тут...
Знать бы хоть приблизительно, откуда он стрелял. Стрепетов осторожно двинулся вперед. «Отошли шагов несколько», - сказал раненый. Сколько это - несколько? Пять? Двадцать?..
Из глубины переулка к месту ранения вела дорожка следов. Они уже примелькались Стрепетову. Теми же подошвами был истоптан снег возле палисадника и на всем пути от палисадника до приступочка под вывеской «прием стеклопосуды». Но внезапно его поразила одна странность. Не спуская глаз с бежавших навстречу следов. Стрепетов продвигался по стеночке, точно обходя непролазную лужу. Ну, конечно, так оно и есть! Любопытно. Предстоит пошевелить мозгами.
Он оглянулся через плечо, прикидывая расстояние до штакетного забора. «Я бы не ждал, пока отойдут дальше... Что ж, значит тот более меток». Снова тронулся вперед.
Стоп! Дорожка спуталась. Теперь было наслежено густо и неразборчиво. Стрепетов еще раз взволнованно оглянулся. Шагов тридцать. «Здесь или нигде!» - мелькнуло у него, и, уже не раздумывая, ступил он туда, где елочки следов теряли свою четкость, вырвал из кармана руку с пистолетом и прицелился в пустоту около палисадника. Мысленно он нажал спуск, мысленно услыхал грохот и ощутил отдачу. Потом стремительно кинулся глазами в сугроб, куда должна была упасть гильза.
Взгляд его уперся в нетронутую белую поверхность, на секунду замер, заметался вокруг воображаемой точки, в которую он успел уверовать... Среди наплывающей безнадежности мелькнуло: «Вальтер». И тогда он круто рванулся влево. И вот он вцепился в нее, маленькую аккуратную дырочку в снежном холме.
Что это было? Следственный эксперимент, игра в удачу? Или господь бог в виде исключения оказался на месте, когда в нем случилась нужда? Какая разница! Стрепетов медленно положил пистолет в карман. До чего же кругленькая, геометрически правильная дырочка! Гильза, наверно, слегка оплавила ее края, не дав осыпаться ни одной снежинне. Бережно. как хирург, извлекающий осколок из живого тела, вынул Стрепетов гильзу и положил себе на ладонь. Крошечный, закопченный сбоку стаканчик, полный чистого снега... Он пережил минуту торжества.
Но затем с новой силой вернулось недоумение. Эти следы, эта гильза вывернули наизнанку то немногое, что он пока знал. Как же в действительности было дело? Как все произошло?!
Переулок заполнился мужчинами. Они возникали впереди Стрепетова, выныривали из-за его спины, худые и полные, по-разному одетые, но с одинаковыми лицами, которые ему никак не удавалось рассмотреть. Они сосали на ходу конфету и бросали обертку, завязывали узел на обрывке бечевы, сплевывали, точно попадая на газетный клочок; они курили то «Беломор», то «Памир» - через одного, через одного; они целились и стреляли, целились и стреляли и потом исчезали, кто плавно пятясь задом, кто по-заячьи, во все лопатки... Дикий вскрик разогнал эти видения. Стрепетов обернулся. Никого. Но вопль повторился, жалобный и вместе непристойный, и тогда Стрепетов понял, что неподалеку выясняют отношения загулявшие кошки.
«Чтоб вас ободрало!» С вожделением подумал он о теплой машине и отправился дальше по следам.
Сплошной сугроб, тянувшийся вдоль тротуара, прервался, обнаружив расчищенный проход. Сюда следы сворачивали и терялись на другой стороне переулка. Свернул и Стрепетов.
Он ждал, что третий след, след стрелявшего, где-то отделится, пойдет в одиночку. Тогда можно будет снять с него слепок, на худой конец замерить и срисовать. И даже - чем черт не шутит! - выяснить, куда он примерно ведет. Удача не улыбнулась Стрепетову, она насмешливо хихикнула: впереди холодно темнел под луной расчищенный асфальт. Тонкий слой снега, хранивший на себе летопись преступления, был соскоблен, свален в общую кучу. Ох, эти бессонные дворники, скребущие по ночам мостовые своими необъятными лопатами!
Только инерция подтолкнула его еще шагов на десять. Но, пройдя их, он уже рванулся дальше сам: у границы расчищенного асфальта сугроб был разворочен, будто здесь шла веселая возня и люди валили друг друга в снег. Но после возни не стреляют. Значит, все-таки была драка!
И снова Стрепетов сидел на корточках, и снова перед ним лежал окурок. Окурок «Беломора» с изжеванным мундштуком. Но тут он был не просто брошен, он был растерт каблуком, придавившим его и сделавшим легкое движение вправо и влево. Движение привычное, автоматическое. Движение, свойственное стоящему человеку, причем человену, отвлеченному в этот момент чем-то другим. Иначе он не стал бы тщательно гасить окурок на снегу, где ничто не загорится.
И еще Стрепетов нашел пуговицу. Пуговицу, вырванную с мясом.
- «Выстрел произведен неизвестным лицом по причинам бытового порядка, требующим уточнения, - прочел Головкин вслух. - Свидетелем происшествия является гражданин, с места преступления удалившийся; личность его подлежит установлению».
Он закрыл книгу регистрации происшествий и уставился на Стрепетова, постукивая по столу острием карандаша.
После суточного дежурства Стрепетов испытывал усталость и возбуждение. Теперь возбуждение угасло, было скучно.
Он изложил подробности, не уместившиеся в книге регистрации. Изложил нарочито скупо и голо, да иного Головкин и не принял бы: ему был нужен не рассказ, а доклад.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Юмористический рассказ
"Свободный мир" о себе: разоблачения, исповеди, признания