Думать, хотеть, сметь…

Благодарев обрабатывал самые крупные детали турбины, цилиндры высокого, низкого, среднего давления. Делал их финишную обработку. «Размер деталей колоссальный, — сказал И. И. Лобанов, — а идут по высокому классу точности. Деталь при обработке нагревается, надо учитывать линейное расширение металла, учитывать охлаждение и изменение размеров. Надо иметь колоссальный опыт... Григорий Иванович подсказывал нам порядок обработки. Он у него какой-то своеобразный. Мне кажется, у этого человека просто природный талант». А директор завода с какой-то нестандартной интонацией, почти сентиментально сказал: «Возьмешь чертежи, выпущенные технологами... Сколько там, внутри, упрятано этих разговоров с Гришей... Его советов».

Точка зрения рабочих сводилась к тому же: «Иваныч? Это, конечно, профессор...»

И вот тут у меня возник серьезный вопрос, которого не возникало при встречах с новичками на заводе. Что же испытывает человек, когда достигает высшего разряда, когда он вроде бы все умеет делать хорошо и даже отлично? Когда он, как Благодарев, становится профессором в своем деле? И что ждет его, что подстерегает на крутой дороге жизни? Топтаться ли ему на месте? Вариться ли в соку собственной славы? Или подать заявление: «Пошлите на курсы мастеров» — оставить станок, стать администратором?

Непростые вопросы. Поглядим, как решил их в своей собственной судьбе Григорий Иванович Благодарев.

Прежде всего он остался рабочим. Но стал рабочим в полном смысле слова современным. Высококвалифицированным, мыслящим, творческим. Но я словно чувствую вопрос, готовый сорваться с губ читателя: «Ну, а выгодно ли ему быть в своем деле виртуозом и утруждать себя интеллектуальной работой? Материально выгодно?»

Отнесемся к этому вопросу с должным вниманием. Не будем сбрасывать его со счетов только потому, что в нем есть «что-то приземленное». Жизнь есть жизнь.

Если взять два полюса — эффект разительный. Григорий Иванович получает куда больше, чем паренек-подручный... Углубимся теперь в вопрос. Вот рядом, примерно на таком же станке, как у Благодарева, работает его бывший ученик Салихзян Кабиров, которого в цехе все просто называют Сашей. Салихзян все волновался, когда мы беседовали, что я напишу «про него», и убеждал меня, что писать надо только «про Иваныча», он, мол, фигура!

«Я что? — говорил Саша. — Я его ученик. Может, правда, неплохой ученик...»

Так вот, у Саши четвертый разряд. И станок его тоже «весь на кнопках». К концу смены не руки болят — чувствуется умственное напряжение. Сотые доли миллиметра нелегко резцом снимать.

А как раз напротив Сашиной электроники — немецкий станок, «весь на рычагах». И около него тоже карусельщик. И такой же у него четвертый разряд. И выколачивает этот парень с помощью «немца» те же, что и Саша на своей «автоматике», 160 — 170 рублей. Но станок от него особой мудрости не требует. И когда ему предложили: «Переходи на новый», — он вдруг заупрямился, отказался.

Салихзян Кабиров горячо меня убеждал, что этот человек не лентяй, не рвач. Просто ему невыгодно напрягаться, иметь дело с капризной электроникой, «ловить микроны» — он «обдирает» детали, которые потом переходят к Саше и Благодареву, и привычно «имеет» на своем станке то же, что Салихзян или Григорий Иванович, достигшие колоссального профессионального уровня.

Рабочий, о котором речь, трудится добросовестно. Салихзян с Благодаревым — рабочие-творцы, рабочие-исследователи, рабочие-испытатели. Придет время — Григорий Иванович уйдет на новый станок, Саша займет его место. А тот рабочий останется там, где был, и будет честно делать свое дело.

Непростой вопрос — материальные стимулы творчества. Но надо заинтересовать и Салихзяна и Григория Ивановича, который достиг высших рубежей...

Увы, часто еще слышишь: «Да за что он там получает, этот Благодарев, свои две с половиной сотни?»

Нормировщики досаждают: «Много ты, Иваныч, зарабатываешь!» И выводы порой делают странные: «Надо вообще всем вам, токарям, нормы времени подрезать»,

Не учитывается тут, казалось бы, простая вещь. Благодарев действительно в своем деле ас. Ориентироваться по нему нельзя. То, что он сделает за три дня, другой — за шесть. Сам Благодарев, разобравшись досконально в вопросе, осаждает чужое рвение. «Вы не забывайте, — говорит он, — я-то выдержу, ладно. А как будут работать ребята с третьим, четвертым разрядом? Они же через месяц разбегутся».

Размышления над экономической стороной труда приводят его к мысли: «Блага сегодня делают не одни передовики. Средние...» И сосед по цеху в его представлении как раз тот самый «средний». Но Благодарев понимает: надо как-то заинтересовать вот такого человека в профессиональном росте, подтолкнуть к творческой работе. Ибо только в высокой квалификации — секрет будущих удач.

Сам Григорий Иванович — рабочий-самородок. Салихзян Кабиров — рабочий-интеллектуал, во многом уже типичный для нашего времени. Их почерк, по сути, одинаков, хотя путь к цели, дорога к мастерству различны. Но одно бесспорно — именно за такими людьми будущее. На них должен быть ориентир.

Если жизнь Благодарева — все дни его — проходит вот здесь, в цехе, под снующим над головой краном, рядом с крутящейся чугунной каруселью, понятно, что заработок для рабочего человека не второстепенное дело. Но приглядимся к Благодареву: плата за труд для него и не главная забота.

Что для него такое «работа»? Средство для жизни? Не только. Сама жизнь. В этой формуле надо, по-моему, искать ответ, почему некоторые его поступки такие, а не иные...