Друзья

В поведении Минхаева, в сущности, не было ничего предосудительного: он по - прежнему серьезно и тщательно относился к своим обязанностям: летал, делал сложные виражи, учился, читал.

Один только Гриднев чувствовал неладное. Смутные подозрения заползли в его душу, и чем сильнее возрастало его недоверие к другу, тем труднее было вызвать Минхаева на откровенность.

Может быть, стоило поговорить с комиссаром?.. Но Гриднев медлил.

Одна песня сменяла другую: рязанские частушки шли следом за украинской думкой, вслед за думкой звучало «Вниз по матушке, по Волге...»

Но Гриднев не чувствовал обычного удовлетворения. Сегодня сильнее чем всегда ему хотелось на что - то решиться, прийти к определенному выводу.

Сославшись на какое - то спешное дело, Саша прекратил дирижирование.

Домой идти не хотелось, он пошел в лес.

От земли шел запах тления: запах прошлогодних листьев, засохших трав и мокрой земли.

Гриднев вышел на широкую просеку и устало опустился на косо срубленный пень.

Странные звуки неожиданно вывели Гриднева из задумчивости.

Кто - то шел по просеке и голосом, идущим от сердца, высоким и тоскливым, пел.

Гриднев пригнулся к земле. Он боялся шевельнуться, чтобы не выдать своего присутствия. Он сразу узнал певца.

Минхаев-Дычин шел медленно, заложив руки за спину, чуть раскачиваясь. Так ходят кочевники. В звездном свете лицо его казалось каменным. И тут Гриднев понял: частые отлучки, печаль, молчаливость друга - все предстало перед ним в новом свете...

Минхаев не был дома уже несколько лет. Сверкание снега, шум моря, запах лесов затмили однообразную картину родных степей. Армия заменила ему семью.

И внезапно его сломило.

С того самого вечера, когда летчики начали собираться на спевки, он затосковал по далеким родным местам, где протекало его детство, где слышал он колыбельную песню матери. Это чувство налетело как самум.

Он стыдился этого чувства, оно казалось ему ненужным и даже вредным. Но ничем нельзя было унять боли от пробудившихся внезапно воспоминаний. И, чтобы отвести душу, Минхаев уходил в лес и подолгу пел родные песни.

Небо, озаренное блеском заката, напоминало ему знойное небо пустыни, шум леса - движение песков; запах сосен был подобен запаху бирючина, сучья трещали под ногами, как ветки саксаула.

«... И только черная ночь,

Ласковая, как мать,