Лицо у Бориса с желтой просинью, в глазах трусливо наглый огонек, в вялом мозгу в четырнадцать лет четко выплавилось, парализовало сознание «женщина».

А женщина, единственная женщина в днях Бориса - Мария Христофоровна.

За уроками он сидит с нею тесно рядом, он коленами касается ее худых костлявых ног, чувствует ее прокуренное дыхание, слышит хриплый басовитый голос, видит маленькую заморгульку седых волос - воробьиным пометом на ее маленькой ушедшей в плечи голове, горбатую спину - и напрасно силится во все это втиснуть слово «женщина» - злится и мстит за это.

И часто лицо Марии Христофоровны незаметно пачкается чернилами, к платью пришпиливается записочка «зад сдается», а в воробьином помете вырастают бумажные рожки.

Другая женщина в доме Баратовых была няня к новорожденному Вовочке, чопорная, важная с массой аттестатов.

Дорого стоило Зинаиде Григорьевне няня с аттестатами, но ничего не жаль было, лишь бы как следует детей поставить, лишь бы воспитать, наладить их по - старому, уберечь, оградить их от того, от какого, от ужасного. Подумать только: у Марии Леопольдовны дочка на днях пришла из школы и распевает:

«Мы Керзону лорду в морду».

Это Марии - то Леопольдовны дочь. Нет это ужасно, ужасно.

НУ, ЗДРАВСТВУЙ, здравствуй, ты что же это о крестной то - забыла, нехорошо, нехорошо, большая какая стала, молодец - ну, здравствуй, Христос Воскресе!

Варя молча целуется с Баратовой и скороговоркой говорит:

- Простите, Зинаида Петровна, некогда было всю зиму, я учусь.

Это восторженное «учусь» и слишком фамильярное «Зинаида Григорьевна», разгоняют приятную ласковость с лица Баратовой; сухо подбирает губы и повернувшись к матери бросает Варе:

- Пройди к Боре, он у себя в комнате, будет рад; ну, а ты, Аксинья, пройди сюда, у меня там гости, я сейчас вынесу тебе кулича.

Аксинья прошла в комнату рядом с передней - комнату няни: в углу сугробом высилась белоснежная кровать, над кроватью висели такие же белоснежные, туго накрахмаленные чепцы и халатики; у кровати тумбочка, на тумбочке целая лаборатория - пузырьки за - ткнутые ватой, пузырьки с пипетками, присыпки, бинтики, клизмочки, губки. Няни в комнате не было. У окна другой стол. У стола одиноко сидела горбатая женщина - не сразу даже узнала Аксинья.

- Мария Христофоровна, ты... да чтой - то с тобой, голубушка, кто - то тебя этак - то?

- Тише, Аксинья, барыня рассердилась на меня, Мы это так с Боречкой пошутили хотели для праздника, гостей повеселить, видишь, как разрисовал меня краской от яиц - да видно не в час барыне - то - рассердилась, накричала на меня - не стыдно, говорит, вам на старости паясничать, от гостей сюда выгнала, а краска - то как на грех не отмывается до разу, вот и сижу - тяжко, Аксиньюшка, тяжко, обидно мне... - сморщилось маленькое старушечье лицо, щеки в зеленой краске смешно подобрались к красному носику, а на лбу звезда оранжевая полыхала под сухой соломой седых волос.

Простое у Аксиньи сердце, большое, емкое, слова нашла не хитрые, а ласковые, теплые, успокоила, как сумела, раскрашенную чучелом старушку, раздавленную гневом барыни.

Успокоила ее, а самой тяжко стало - и где это Варя там, - домой бы уже пора, и впрямь неча нам тут делать.

ВАРЯ, ВОТ хорошо, что пришла. С Варей детство:

- Помнишь, вот здесь в дверях качели были, а Фингал, знаешь, околел.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.