Драка втемную

— Вот так — нет! Проваливай!

— Гражданка!..

— Э-э-э!.. Сказала тебе: нет мест! Завтра приходи.

Отойдя, я увидел, как она протянула билет человеку, стоявшему за мной. Огорченный, я направил стопы к Хромому Кязыму и пожаловался:

— Что за труппу вы привезли, Кязым эфенди?! В кассе сидит вздорная особа и своевольничает. Одному билет есть, другому нет. Безобразие!

— Помалкивай, бей, — таинственно зашептал Хромой Кязым. — Это хорошо, что тебе не дали билета. Завтра все поймешь.

Так мне и не удалось попасть на представление. Наутро, в воскресенье, выйдя из дому, я не поверил глазам: огромный шатер был повержен на землю. Он лежал на площади, похожий на труп исполинского чудовища, весь в гигантских морщинах и складках. Высокий столб, на котором вчера держался купол шатра, стоял на своем месте. На его верхушке я увидел человеческую ногу. Пригляделся: деревянный протез. На площади ни души. Не у кого спросить: что здесь произошло ночью? Казалось, городок опустел. Я пошел по улице, добрел до кофейни Портняжки Исхака. Там, как обычно, сидит всего несколько человек — неосторожные почитатели оппозиционной партии. Настроение у них приподнятое: шутят, пересмеиваются. Я начал задавать им вопросы — никто ничего не говорит мне.

Спрашиваю Портняжку Исхака — ухмыляется. Я готов был лопнуть от любопытства. Выпив стакан чаю, я зашагал в кофейню Хромого Кязыма. Ежедневно с утра в ней бывало многолюдно, но сегодня за столиками сидело только три человека. Я не мог понять, кто они, так как их головы были забинтованы. Подошел к одному, присмотрелся и узнал Лесника Омера, ближайшего помощника Хромого Кязыма.

— Что, Омер-ага, досталось от жены на орехи? — пошутил я.

— Если бы от жены, бей! На мне нет живого места.

— А где наш Кязым эфенди?

— Потопал искать свой протез, да сломать ему и здоровую ногу!

— Что случилось, Омер-ага?

— Как что, бей?! Покалечили нас. Многих забрали в больницу, другие корчатся и стонут дома. Меньше всех пострадали мы, кого ты видишь здесь.

— Повздорили из-за артисток?

— Нет, дорогой мой, политика...

— Расскажи!

— Знаю, бей, ты не выдашь тайны. Слушай, как все произошло. В последнее время мы почувствовали, что не можем сладить с местными оппозиционерами. Отправили известие в партийный центр: «Если так будет продолжаться, дело кончится провалом. Немедленно окажите помощь!» Приехал партийный инструктор, посоветовал: «Оппозиционеров надо вздуть!» Мы все в один голос: «Ах, спасибо за совет! Иного ничего не остается». Словом, все было обговорено. Артисты труппы «Веселые голоса» — приверженцы нашей партии. Решено было, что они приедут к нам: в самый разгар представления наши ребята обрежут веревки, на которых шатер держится, и он обрушится; в темноте под брезентом мы отлупим оппозиционеров; в потемках они не узнают, кто их бьет. Инструктор укатил, и вот вчера приехала эта труппа «Веселые голоса». Мы, не желая, чтобы в драке пострадали нейтральные лица вроде тебя, бей, придумали хитрость: решили не продавать вам билетов. Я спрятался за занавеску позади кассирши.

Когда билет просил кто-нибудь из нейтральных лиц, я шлепал ее по мягкому месту. Это был наш условный знак. Вот ты и остался без билета.

Незадолго до начала представления Хромой Кязым зашел в кофейню Портняжки Исхака и сказал там: «Будет нам, товарищи, враждовать! Или мы не сыны одной отчизны? К дьяволу политику! Сходим сегодня на представление. Повеселимся, товарищи! Выпьем, товарищи!» Мы начали обниматься с оппозиционерами. Собрали всех, кого намеревались проучить, поставили перед ними выпивку и закуску, купленные на деньги из партийного фонда. Боялись: когда шатер обрушится, они могут оказаться проворнее нас, вооружатся палками и всыплют нам. Мы решили действовать наверняка — сначала подпоить мерзавцев и, тепленьких, отдубасить. Оппозиционеры, обрадовавшись дармовой выпивке, нализались — едва стоят на ногах. Хромой Кязым заранее наказал нам: «Самим в рот спиртного не брать! Делайте вид, будто пьете. Стаканы опоражнивайте себе на головы!» Мы притворились пьяными. Обнимаем оппозиционеров, лобызаемся: «Ах, братья!.. Ах, родимые!..» В свое время партийный инструктор предупредил нас: «Бить — бейте, но смотрите, чтобы не было крови. Будет кровь — пеняйте на себя, я не смогу помочь вам!» Помня об этом, Хромой Кязым распорядился: «Пистолеты и ножи оставить дома!» Мы так и сделали: кто вооружился плеткой, кто — кастетом, кто — дубинкой. Я сунул за голенище сапога длинный кусок сухой слоновьей жилы, оставшейся мне в память от отца. Испытанное оружие! Хрястнешь ею по горбу — даже звук особый получается! Мы заняли места в шатре. Каждый знал, кого будет колотить. Однако, признаюсь тебе, бей, у меня были свои планы. Ты, кажется, знаешь наших партийцев — Плешивого Нури и Трясогузку Хайдара. Таких подлецов поискать надо! Есть еще Рыжий Сулейман, тоже из нашей партии. Два года назад, плут, взял у меня в долг пять лир — до сих пор отдает. Устал ходить за ним. А Остроносого Саида знаешь? С ним я тоже не в ладах. И с Лавочником Эмином мы, можно сказать, кровные враги. О старосте Азисе я не говорю: он мой давнишний враг. Так вот я и подумал: «Когда шатер рухнет и начнется драка втемную, кто кого сможет узнать? Поэтому дай-ка я прежде отлуплю моих личных недругов. Им и в голову не придет, что это я. Подумают: оппозиционеры! Ведь на слоновьей жиле печати нет. Она не оставит моей подписи на их мордах!» Я приметил заранее, кто из них где сидит. Начать намеревался со старосты. Короче говоря, бей, сижу в шатре и глаз не спускаю с моих недругов. На помост вышли две девицы — кривляются, поют, танцуют. Одеты — проще некуда: клочок тюля да монисто. Оркестр жарит вовсю. Наши оппозиционеры начали трезветь, кричат восторженно: «Браво!.. Браво!..» Хромой Кязым поднес правую руку к усам — таков был условный сигнал, — и в тот же миг шатер рухнул. Свет погас. Я, не мешкая, выхватил из-за голенища слоновью жилу и с возгласом «Да поможет аллах!» кинулся к старосте. Замахиваюсь моим оружием — и вдруг из глаз моих посыпались искры. Кто-то так огрел меня палкой по голове, что я подумал: «Конец!» Даже произнес предсмертную молитву. Но все-таки в последний момент я вытянул старосту по спине слоновьей жилой. И что же ты думаешь, бей?.. У этого подлеца, оказывается, не глаза, а прожекторы. Вот тип!.. Узнал-таки меня в темноте, кричит: «Эге, это ты, Лесник Омер!» Однако ему было не до меня. Вижу в полутьме: поднимает свою булаву и опускает ее на голову Дровосека Разы со словами: «Вот тебе!..» Я недоумеваю: как же так?! Разве Дровосек Раза не из нашей же партии? Отскакиваю от старосты и, призвав на помощь аллаха, бросаюсь к Плешивому Нури. Взмахиваю слоновьей жилой, удар — и он на земле. Затем кинулся к Трясогузке Хайдару, но удар палки по пояснице уложил меня замертво. Падая, я вцепился в руку того, кто огрел меня. Ба, да это Нури Ага из нашей же партии! «Эй, Нури Ага! — кричу. — Разве ты не в нашей партии?» Он мне в ответ: «Молчи, товарищ! Я душой предан родной партии. В темноте обознался!» Я ему: «Как обознался?! Да ведь ты, подлец, искалечил меня!» Вновь призвав на помощь аллаха, я опустил на его голову мою слоновью жилу. Мне показалось, от этого удара Нури Ага раскололся надвое. В тот момент, когда я треснул своей дубинкой Рыжего Сулеймана, на мои плечи легла здоровенная палка. Я застонал, присел от боли и схватил моего обидчика за ногу. Поверишь ли, бей?.. Этот негодяй оставил в моих руках свою ногу, а сам удрал. Гляжу: да ведь это протез нашего Хромого Кязыма! Вокруг крики, вопли!.. Рухнувший шатер превратился в большую мышеловку. Кричим, стонем, корчимся от боли. К счастью, я потерял сознание. Не представляю, как нас вытащили из-под брезента. Вот так-то, бей! Что с другими — живы ли, убиты? — не знаем.