Повесть
Я отбрасываю недокуренную сигарету и тут же зажигаю новую. Во рту горько от никотина; сердце сдавливает короткий спазм... Значит, в сейф! Это плохо; так скверно, что хуже и не придумаешь. Выходит, документ лежит там и ждет, когда его прочтут. Три плотных листа. Смертный приговор Варбургу и мне. Можно будет, конечно, какое - то время потянуть, посостязаться со следователями в знании уловок, но все равно придет час, когда они выбьют из Вар - бурга правду и Одиссей пустится в последнее в своей жизни плавание.
Я подбираю с полу окурок и, загасив его, прячу в карман. Разбрасываться табаком - величайшая глупость в моем положении. Вряд ли на Принц - Альбрехтштрассе я попаду к альтруисту, который станет снабжать меня куревом. Руки Цоллера, стол, сейф. Вернемся к ним. Цоллер сложил бумаги вчетверо. Случайность? Агентурные документы после регистрации опадают в досье. В папку. Их сшивают аккуратно, ровной стопочкой. Будь Цоллер новичком, он мог бы забыть об этом и согнуть листы по небрежности... Вчетверо. Значит ли это, что советник после ухода Одиссея изъял бумаги из сейфа и переложил в карман?.. А ну, спокойнее, Одиссей! Между догадкой и выводом из фактов дистанция больше, чем от земли до луны. Кроме того, догадка может быть ошибочной, прямехонько ведущей к провалу, тогда как вывод спасает от него. Сложенный вчетверо документ - сам по себе еще не основание для умозаключений. Просто факт. Однако мотивы, руководившие Цоллером в деле Зарбурга, придают фактам особую окраску... Карьера... Дело Варбурга означало для советника прыжок по служебной лестнице. Начальству Цоллер о разработке не докладывал, зная, что в РСХА дело приберут к рукам, оставив на его долю в лучшем случае благодарность за служебное рвение. Следовательно, не было смысла держать бумаги Одиссея в сейфе отделения гестапо. Любая внезапная проверка, ревизия, просто случай превращают их в улики, свидетельствующие, что советник ведет расследование на собственный страх и риск... Итак, он свернул их вчетверо и спрятал в сейф, дабы Одиссей думал, что документы лежат где положено и в будущем не уклонился от сотрудничества... Цоллер обязан был изъять их после моего ухода. Ради карьеры. Ради себя самого.
Окно комнаты выходит во двор. Оно под самым потолком, и я не могу выглянуть. Не скажу, чтобы я обожал пейзажи, открывающиеся в берлинских дворах, но все - таки они приятнее, чем интерьер камеры: железная дверь, скамья, лампа в эмалированном колпаке того типа, который чаще всего встречается в общественных туалетах. А что если подпрыгнуть и подтянуться на руках? Стоит ли?
Лязг засова кладет предел колебаниям Одиссея.
- Франц Леман? Пойдемте.
Я прячу в карман еще один окурок и иду на второй этаж, где попадаю в кабинет, расположенный дверь в дверь против комнаты советника. Здесь двое: унтерштурмфюрер, бывший утром в конторе, и гестаповец в форме, в котором я узнаю дежурного, недели две назад провожавшего меня вниз, в оранжевые апартаменты.
- Садитесь, Леман. Вы знакомы с советником Цоллером?
- Не так, чтобы очень...
- Не притворяйтесь. Шарфюрер, освежи его память.
Дежурный, прищурившись, улыбается.
- Все в порядке, унтерштурмфюрер. Вы не думайте, он парень с головой и соображает, где молчать, а где не нужно. Верно, Леман?.. Вот видите, что я говорил! Он добрый немец, и советник Цоллер так и сказал мне о нем: запомни этого парня, у него острый глаз и неплохая закваска, даром, что он из Эльзаса; если он когда - нибудь придет сюда, проводи его ко мне немедленно... Советник, как видишь, был о тебе высокого мнения, Леман!
«Был»... Руди и Леман встретились!... Я напускаю на себя важный вид и киваю. Говорю:
- Оно так, конечно, но господин советник специально предупреждали, чтобы я помалкивал. Не знаю, как уж и быть!
Унтерштурмфюрер поощряющее смотрит на меня.
- Превосходно, Леман. Ты действительно парень с головой, и я рад, что советник в тебе не ошибся. Сейчас его нет с нами, но он поручил мне поговорить с тобой. Надеюсь, ты не против? Ты можешь очень помочь нам.
- Ну, если так...
- Именно так. Советник поручил тебе присматривать за фон Арвидом? Верно? Ты что - нибудь заметил?
- Что - нибудь необычное, - вставляет дежурный.
- Еще бы! - говорю я и устремляю на унтер - штурмфюрера прямой взгляд. - Господин фон Ар - вид плохо вел себя. Прямо возмутительно. Он дурно влиял на всех и делал это открыто...
- Что «это»?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.