Я вошел в комнату и увидел за столом отца. Он обедал, а тетка доставала с полки пустую кастрюлю.

- Ага, пчеловод! - весело подмигнул мне отец. - Садись обедать.

Я без всякой охоты сел за стол напротив.

- А мне сегодня нагоняй за тебя был, - сказал отец.

- Какой нагоняй? - спросил я, настораживаясь.

- Да Полевой все меня расспрашивал о тебе.

- Полевой?

- Знаешь, тот высокий, без одной руки, что заходил к нам. Секретарь партийной ячейки в нашей совпартшколе. Все интересовался тобой. Где; говорит, учился, куда думает дальше? Я ему рассказал все, а он тогда: что ж, пора, говорит, парню в комсомол поступать. Ты, говорит, Манджура, коммунист, передовой человек, а парень у тебя баклуши бьет. Пусть, говорит, посещает нашу комсомольскую ячейку... Понятно?

Тетка пододвинула ко мне тарелку супу с желтыми клецками. Сверху в этом жирном, наваристом супе плавал мелко нарезанный зеленый укроп.

- Понятно, Василь? - переспросил отец.

Я поднял голову. Широколицый, усатый, в парусиновой толстовке с расстегнутым воротом, облокотившись обеими руками на стол, отец смотрел на меня в упор. Я не выдержал его взгляда и, опустив глаза, чуть слышно сказал:

- Понятно!

Уже много месяцев я не мог спокойно видеть тех хлопцев, которые носили на груди темно-красные кимовские значки. Как я завидовал им!

Не раз, когда комсомольцы ячейки печатников строем проходили из Старого города в свой клуб на Житомирской, я останавливался и подолгу смотрел им вслед.

А как я любил, когда они начинали петь любимую мою песню:

«Едет, едет Вандер, Вандер,

Его встретим веселей,

Из лакеев меньшевистских

Всем лакеям он лакей».

Я не знал тогда, что Вандер - это Вандервельде, не знал кто он такой, но песня мне нравилась. Да не только такие понятия, как «меньшевики», «эсеры», были для меня непонятны: я как следует не понимал, что такое «комсомол», а только догадывался, что туда идут самые хорошие, самые честные, самые смелые хлопцы.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.