— Жив, как видишь. Да ты подходи, я не заразный.
«Жив,— подумал Семыкин.— Жив... Тот, под простыней,— тот не Чунихин. Чунихин — вот он, Чунихин. Жив». И тяжелая, звенящая ледяная глыба, которую он чувствовал в себе и которой и был он сам, начала оттаивать откуда-то изнутри.
— Садись. Ну, как вы там? Рассказывай.
— Да что там взрываем помаленьку, восьмой участок сегодня начали. А ты как, жив?
— Как видишь.
— Нет, я не про то... («Худой какой! Неужели за день можно так исхудать?») Как у тебя?.. Чувствуешь-то как себя?
— Да похвалиться нечем. Лежу вот как привязанный. В хребет меня стукнуло, ни ногой теперь, ни рукой.
— Да, скверно. А врачи? Что они говорят?
«Надо было ему что-то принести, купить что-нибудь, яблок, что ли»,— подумал он, не слыша и не понимая, что говорит Чунихин.
— А, — сказал он, когда Чунихин кончил говорить.— Да. Значит, болеешь теперь. Ну так... Да...
Вдруг Чунихин со своим похудевшим за день, влажным лицом на желтоватой подушке стал удаляться, стал маленьким и далеким, словно в перевернутом бинокле.
— Я к тебе еще приду,— сказал Семыкин, слыша свой голос, как чужой и тоже далекий. Он подождал, когда к нему вернется прежнее зрение.— Вот как построим дорогу, все к тебе приедем.
Чунихин улыбнулся. И по этой улыбке он понял то, о чем говорил больной и что он не слышал,— он понял, что Аркадий долго не протянет.
«Что же это,— подумал он,— что-то вроде сказать ему хотел!»
— Зотов у нас скоро на пенсию уйдет. («Нет, не то».) Славный старик.
— Да, хороший старикан.
Они помолчали. Потом им обоим стало неловко, потому что нечего было больше сказать друг другу. Но когда пришла сестра и сказала, что разговаривать нельзя и что сейчас она увезет больного, оба враз горячо и искренне принялись уговаривать ее дать им еще пять минут, будто им нужно сказать невесть что. Сестра, строгая и красивая, с выражением исполняемого долга взялась за койку, за ее желтые трубчатые борта, и Семыкин только сейчас заметил, что койка стоит на мягких резиновых колесиках. Он пошел рядом с койкой тележкой, глядя на осунувшееся, обросшее некрасивой серой щетиной лицо Чунихина.
Чунихин вдруг вспомнил, забеспокоился, стал доставать неловкой рукой что-то из-под подушки. Ему помогла сестра.
— На вот,— сказал он, подавая журнал и глядя в глаза Семыкину.— Здесь записи взрывных работ. Другие вещи у меня забрали,— добавил он виновато,— а это я сохранил, возьми, пригодится... Ежели что.
— Зачем? — спросил Семыкин, отлично зная зачем и вспомнив наконец, почему он здесь.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.