Рассказ
Выбившись из сил, Семыкин бежал краем обрыва, но расстояние до Аркаши никак не сокращалось. Аркаша тоже перебегал короткими шажками, приседал и поджигал шнур. Семыкину казалось, что Аркаша уже должен не меньше двадцати шнуров, и даже не думал еще омываться оттуда. Но вязкое, какое-то ватное пространство, отделявшее его от Аркаши, мешало Семыкину бежать быстро. Он разгребал этот вязкий воздух руками, задыхался от усталости и все боялся, что не добежит вовремя.
— Беги! Дура!— заорал он изо всех сил, так, что больно стало в груди, «о крик его. лопух тут же во рту, будто он кричал в воду.
— Беги!— повторил он еще раз и, проснувшись, почувствовал, как звенит еще у него, в ушах собственный крик. Он хрипло выругался, но не встал и не открыл глаза, а полежал так, чувствуя брезентовое тепло нагретой палатки.
В палатке, кроме Семыкина, больше никого не было. Вверху в брезенте светилось оранжевое пятно,— значит, солнце уже поднялось. В брезент стучали слепни. В углу лежали седла, от них хорошо пахло кожей и лошадиным потом. На столе из необтесанных березовых жердей валялись куски хлеба и пустые банки из-под сгущенки.
Ему не хотелось уже спать, и, чувствуя все то же состояние изнуряющего бездействия, Семыкин встал и вышел.
Горы дремали. Струился синий воздух, от. густого, тяжелого ветра по земле бродили прозрачные тени. Высокие белые облака выпуклыми парусами стояли у вершин «а приколе. Семыкин спустился к ручью, отвел рукой скопившийся на воде сор и помылся. От ледяной воды заныли скулы. Он поднял голову, закрыл глаза и подставил охлажденное лицо солнцу. Коричневая теплая тишина стояла прямо перед его лицом... Что бы там ни было, мир был неплох. Он вернулся в палатку.
«Так,— подумал он.— Так. Значит, ушли». Ушли, и никто не разбудил его, не позвал с собой. Он представил себе, как взрывники, стараясь не задеть его кровать, одевались молча и даже не трогали чайник, у которого гремела ручка. Они одевались и выходили бесшумно, будто ночью к ним в палатку пришел посторонний и теперь лежал здесь и спал.
В палатке не было еще зноя, но духота стояла густая, от седел уже несло горячей вонью. Он выгреб из-под койки старые журналы без обложек — звякнули гантели. Семыкин вспомнил, что давно уже не занимался гантелями. Он принялся листать журналы, мо тут же с отвращением бросил их. Он знал наперед каждую страницу.
Не считая начальника партии Зуева, он был сейчас один в лагере, взрывники ушли в скалы без него. И ушли они позже обычного—утром провожали Аркашу Чунихина. Его положили на телегу из-под приборов, подстелили дымящиеся от пота войлочные попоны м повезли. На взрывной участок, где подорвался Чувихин, лошадей гнали без передыху — теперь они стояли в высокой росной траве, тяжело поводя боками, и под тонкой нервной кожей на ляжках вздрагивали синеватые жилы...
Аркадий Чунихин приехал .из города позавчера вечером, и Зуев тотчас отправил его. на участок. Семыкин, как ответственный на этом участке, должен был поехать вместе с ним и на месте объяснить новичку технику безопасности. Аркаша, смущаясь, просил его не беспокоиться: сам справится. Но Семыкин поехал. К полудню они были уже на дороге, которую рабочие тянули вслед за взрывными выемками, и здесь Семыкин вспомнил, что в соседней деревне, что стояла на новой дороге, на почте, должно быть, лежит письмо из дома.
— Справишься, говоришь?— спросил он.— А то смотри, ведь не шутка.
— Справлюсь,— сказал Аркаша,—«ас в техникуме...
— Ну, ладно, давай сюда журнал, запишу, что делать.
Из деревни Семыкин вернулся только под утро. В этот ранний час здесь все еще спали, теперь же среди палаток стояла запряженная лошадь, и на телеге лежал Аркаша с зеленоватым от аммонитовой пыли лицом, осунувшимся и влажным...
Вдруг Семыкин явственно ощутил, как земля под ним дернулась, тотчас все вокруг него безмолвно вздохнуло, и послышался обвал. Он выглянул из палатки, но ничего уже не было видно, только в одном месте на горизонте небо угарно струилось— стал виден воздух, уходящий в синеву, точно подогреваемый снизу гигантской жаровней. Потом с другой стороны долетело эхо, и тотчас, заглушая эхо, рванул еще один свежий взрыв, (И там, на горизонте, косо в стороны полетели дымные глыбы земли и камня.
— Митькина бригада,—услышал Семыкин голос Зуева. Тот стоял внизу у своей палатки и смотрел из-под руки на взрыв.— Никак, снова аммониту перехватили.
Семыкин не понял, спрашивает Зуев или нет, не стал отвечать и ушел обратно в палатку. Вслед за «им зашел .и Зуев, сел на соседнюю кровать.
— Ты вот что,—сказал он.—Ты это брось. Убиваться убивайся, да не насмерть. Я тебе, Митя, откровенно скажу, жалко мне такого взрывника терять. Может, подумаем вдвоем, как делу помочь?
— А чего тут думать!— сказал Семыкин.— Все и так ясно: засудят теперь. Виноват я...
— Во-во! Уж верно, что ума у тебя с три гумна, а сверху не накрыты. Виноват — это точно. И засудят, это уж как пить дать. Я тебя не стращаю, а чтоб ты знал, что к чему... Закурю я.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.