Доброе слово

- Как же, как же, - вернулась она к начальному разговору, - мы с мужем первыми придём, как на праздник, проголосовать за наше правительство. Оно славно нас ведёт к ещё лучшей жизни! Кому, кому, а уж нашему дорогому правительству мы доверие своё полное с радостью окажем... Ой, что ж это я про пироги забыла! - спохватилась она. - Совсем вас заговорила... Вы меня простите, видно, что на душе хорошее есть, трудно удержать...

Генка напялил кубанку и решительно встал, показывая всем своим видом, что человек он занятый и его ждут дела. Попрощавшись, он направился к двери.

- А что ж это наш агитатор, Андрей Николаевич, выехал куда или занят? - спросила казачка.

- Заболел он.

- Ах ты, беда какая! - сокрушённо воскликнула казачка. - Освобожусь, навещу его. Не уходите, сейчас вот и пироги поспеют.

Но Генка не стал ждать горячих пирогов и вышел на улицу. Всё так же гулял станицей влажный ветер, однако Генке показалось, будто сильно потеплело. С деревьев падал снег. Сумерки сгустились, ярче стали звёзды, а верхушки пирамидальных тополей теперь были едва заметны.

Во втором дворе, в который зашёл Генка, он увидел старушку в зипуне, покрытую шерстяной клетчатой шалью. Присев в свете окна на корточки, старушка колола у крыльца дрова. Генка, сказав, откуда он, тут же завладел топором и сбросил полушубок. Покончив с дровами, он вместе со старушкой вошёл с охапками полешек в дом.

- У вас никак и хозяина нету? - спросил Генка, окидывая опрятное убранство комнаты. На видном месте на стене он заметил плакат с портретом Дуси Любченко, обрамлённым красными флажками, и напечатанной краткой её биографией.

- Отчего ж, голубок ты мой, нету? Есть. Мой на агитпункт к вам отправился. Пойду, говорит, почитаю свежую газету, лекцию какую - нибудь послушаю. Может, говорит, кино будет. Мы с ним третьего дня «Падение Берлина» видели.

- Я вам приглашение на день выборов принёс, - сказал Генка, усаживаясь за стол и вынимая из кармана открытки. - Прочесть?

Старушка торопливо засеменила к столу.

- Что ты! Зачем же тебе, голубок ты мой, затрудняться? Я сама... Разве ж такой документ можно самой не прочесть?

Она достала из - за зеркала на комоде очки и, нацепив их на кончик носа, склонилась над открыткой.

«Вам известно, за кого будете голосовать?» - хотел было спросить Генка, но тут же вспомнил о плакате на стене и потёр кулаком лоб.

- Я могу вам рассказать, как будет проходить голосование, - произнёс он нерешительно, с надеждой поднимая на старушку глаза.

Старушка улыбнулась, вокруг её ласковых глаз собрались мелкие морщинки:

- Отчего ж нет, и расскажи, голубок ты мой, расскажи... Я и ещё послушаю. А мы уж не в первый раз пойдём голосовать за свою власть, знаем, что и как... Нам обо всём и Андрей Николаевич объяснял: и о Конституции и о Положении о выборах рассказывал. А и ты расскажи... Приятное не надоест слушать...

- А в старину совсем другое дело было, - сказал Генка, решив перейти на историю и надеясь, что эта область, быть может, не была затронута агитатором.

Старушка, которой вдруг вспомнилась прошлая жизнь, вздохнула, поднесла к глазам передник.

- Чего уж и вспоминать, - сказала она грустно. - Добрым словом не помянешь старого... У нас тут по станицам вся власть в руках атаманов была. А кого атаманом ставили? У кого от богатства двор ломился. А он же был кулак из кулаков, кровосос из кровососов...