Нине писали преимущественно пенсионеры и ребятишки. Была она маленькая и светлоглазая, и старики проникались к ней чувствами жалостливыми, а дети считали своей. На письма Нина отвечала сама, звонила по аптекам, разыскивая гиперсол, уговаривала поэта выступить в такой-то школе. Ее искренне огорчало, когда аптеки отвечали: «Нет», - а поэт ссылался на творческие планы, всаживая тем временем шары от борта в лузу, о чем она, впрочем, не подозревала. Были у нее какие-то свои Дарьи Константиновны и Петры Архиповичи, о которых она трогательно пеклась. Борис Иванович ставил в пример ее работу с письмами. Дикторши находили, что он совершенно прав, и подкидывали Нине часть своей почты.

Но однажды и Нина получила письмо, весьма похожее на любовное признание. Татьяна перебросила его через стол: «Это тебе. Очень мило». «Я каждый день разговариваю с тобой, но ты меня не слышишь...» «Очень мило. Только почему-то без подписи. Посмотришь?» Нина сказала: «Нет», - но письмо взяла. Я видела, как она его прочитала, собралась было бросить в корзину, но потом разгладила и спрятала.

Мы в тот вечер, поздний, снежный, вместе шля домой. Мы часто вместе шли домой потому, что нам по дороге.

Нина была чем-то взволнована. «Неприятности?» «Нет, что вы. Просто жаль одного человека. Трудный случай...» Я посоветовал ей обратиться к юристу: «Юристы могут все». «Пожалуй», - согласилась Нина.

Мы шли и болтали. Я говорил, что не понимаю, как может она в ее годы так скучно жить: «Ручаюсь, что даже не влюблены!» Почему бы ей не сходить, например, на хоккейный матч? Это еще интересней, чем влюбиться. «Вы так уверены?» «Еще бы!...» Я сказал ей, что на днях будет потрясающий хоккей. Мне поручили вести репортаж, и она может посидеть в моей кабине, все поймет, потому что по ходу игры я все объясняю. «Видели вы, как играет молодой нападающий Саша Кузяев?..»

Мне показалось, что Нина слушает с интересом. Она даже переспросила что-то.

Но на хоккей она не пойдет: не сможет. Так мало времени. «Помните Ольгу Константиновну из Серпухова? Я вам столько о ней рассказывала. Так вот она пишет...» Я не помнил Ольги Константиновны из Серпухова. Но на всякий случай спросил, не от нее ли получила сегодня письмо? «От нее, - сказала Нина, - вы удивительно догадливы».

Я проводил ее, как всегда, до подъезда и пошел домой. Снег медленно опускался на улицу по светлым тропам фонарей. Опять позади меня на противоположной стороне переулка поскрипывали чьи-то шаги. Каждый раз поскрипывали чьи-то запоздалые шаги, когда я, проводив Нину, шел домой.

Весь день Саша ждал встречи. Когда на экране появлялась Нина, их встреча начиналась. Все, что она говорила, казалось Саше необычайно увлекательным, но он никогда не мог запомнить ни слова из того, что она говорила, и, когда соседи спрашивали, какая на завтра обещана погода, Саша вскидывал брови: «Кто ее знает...»

Он ждал, когда Нина скажет: «Доброй ночи, до завтра!» - и спешил на улицу. Он приходил вовремя, он не мог опоздать и все же боялся, что пришел поздно, и в беспокойстве топтался на другой стороне улицы, напротив проходной телецентра.

Она всегда появлялась неожиданно из проходной, и Саша, подняв воротник, быстро шел в обратную сторону с тем, чтобы через десяток шагов повернуться и идти следом за Ниной.

Он шел по другой стороне улицы, глазея, будто это его больше всего занимало, на темные витрины магазинов и рекламные стенды.

Мы прощались с Ниной, я уходил, он оставался. Он еще долго торчал там, напротив ее дома, под снегопадом, пока не гас свет на втором этаже, в третьем окне от угла. «Доброй ночи, - говорил он, - до завтра».

Но если б Саша хоть раз оглянулся... В окне опять вспыхивал свет, в третьем, если считать от угла, на втором этаже. И светилось это окно очень долго. Потому что у занятого человека всегда оказывается много нужных дел, которых никто за тебя сделать не может. Сережка, сонный и теплый, недовольно ворочаясь, хныкал: «То гасишь, то зажигаешь. Мне спать надо, ребенок все-таки». «Спи, - говорила Нина, - спи, ребенок». «Нинка, - бормотал брат, - там на столе билеты на хоккей. Может, не пойдешь? У Витьки билета нет, не достали...» «Еще что придумал, - говорила Нина, - Витьку мы и так протащим...»

Ей еще прибавилось забот. Раньше все было проще. А теперь это письмо. «Я каждый день разговариваю с тобой, но ты меня не слышишь. Сейчас мне предстоит одно большое дело. Мне хочется, чтобы ты знала: я тебе посвящаю то, что задумал, и весь успех, если он придет».

Конечно, это он, кто же мог еще? Что задумал этот странный, тихий парень с поднятым воротником, который уже много недель, в холод и в слякоть, ходит следом и потом приплясывает, замерзший, напротив ее дома, думая, что никто его не видит? Да, раньше было проще. Потушила свет, и он уходит. Теперь что делать?

Надо поговорить с ним, надо. Еще решится на какую-нибудь глупость...

Человеку, что висит вот здесь в застекленной рамочке, живется, верно, совсем иначе. Какое у него волевое, сильное лицо, сколько уверенности и отваги в этом броске вперед...

«Вам, Александр Кузяев, - говорит Нина застекленной рамочке, - ничего такого не понять. Я с вами тоже разговариваю каждый день, но вы ничего не слышите».

Снег падал косой и колкий, дул с реки ветер, едва не сбивая с ног.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.