Девять и Енисей

Вдруг золотозубый осекается и растерянно раскрыливается, точно курица, так как перед его носом оказался черный просоляренный кулак величиной с поллитровую банку.

– А это чего стоит, копейки? – спокойно спрашивает сосед золотозубого, широкоскулый усатый татарин.

Появляется начальник участка Гладун. Умные глаза его настороженно-вопросительные. При Гладуне нам почему-то становится спокойно. Его массивные формы так и отдают благодушием и неторопливой вразумительностью, и мы привыкли заимствовать у него уравновешенность духа. Весь наш первый участок, если глядеть со стороны, – это сплошная спешка, неожиданные прорывы, непредусмотренные препятствия, ибо хозяин здесь пока не кто-то, а сам Енисей, миллионы лет не знавший никакой стесненности, а тут пришли мы и напяливаем на него, вольного старика-богатыря, каменный пояс, подгоняя да подлаживая этот пояс по талии. Ну, как тут быть спокойной, размеренной обстановке? И лишь неторопкое вышагивание Гладуна по объекту, то, как он отдает приказания прорабам, как разговаривает с экскаваторщиками, бульдозеристами, шоферами, взрывниками, крановщиками, бетонщиками, плотниками, – все это противоречит дерганой обстановке, вносит в эту обстановку дух какой-то неторопливой уверенности: что бы там ни вышло, а Енисей опояшем. И нам нравится в трудные минуты видеть возле себя Гладуна. «Что бы ни случилось, а Енисей опояшем», – тверже думаем мы.

Мы знаем, что нам нужно сейчас делать: выбрать воду и шлепнуть на фонтан кубика два бетона. Конечно, всю воду вычерпать невозможно, но надо вычерпывать ее до тех пор, пока возможно.

Над нами нависает бадья; ее движениями руководит сам Гладун. Бадья ниже, ниже, а мы не уходим, лишь чуть раздвигаемся.

Алексей, согнутый так, что верхняя часть его туловища перпендикулярна нижней, похож на станок с двумя беспрерывно машущими рычагами. Черпает, черпает, черпает...

– Разойди-и-ись! – слышен глухой голос Гладуна.

Мы мгновенно отскакиваем, и в тот же миг туда, где стоял Алексей, с шелестом падает серая масса. Но... в чем дело? Бетон вдруг перестает вываливаться, застревает. Бетон уже успел схватиться, чего так боялся золотозубый шофер. Но схватился бетон не в кузове, а в бадье.

– Вибратор сюда! – командует Гладун. Иван торопится с вибратором, упирает его

в угол бадьи и тянет пулеметную трель.

Фонтан между тем разрушил легший на него бетон и рвется с большей силой, чем прежде.

Мы – опять цепь. На этот раз вместо Алексея успевает занять положение согнутого станка с двумя мотающимися рычагами Володя. Черпает, черпает, черпает... Ведра летят, летят, летят... Я успеваю заметить в ведре свое отражение, жидкое и испуганное. Бетонщица Оля прикусила губу так, что у нее побелел весь подбородок. Это видит Генюха и ловко и незаметно оттирает Олю плечом, прокосит ведро и на Олином участке и на своем. А Иван строчит, строчит, навалившись до синевы в губах на ручку вибратора. Наконец-то бадья шелестяще, как-то по-жестяному вздыхает и разом выплевывает все то, чем она подавилась. Володя успевает отпрыгнуть. И облегченная бадья качается на тросах и все еще дрожит от обрушенных на нее Иваном десятков тысяч ударов.

Пробоина забита навечно. Сейчас бы перевести дух, но куда там! Из-за моей спины выныривает вторая бадья.

– Принима-а-ай! – шумит помощник крановщика.

Повисает третья бадья, четвертая...

– Без паники, товарищи, спокойно. – Над моим ухом голос Алексея: – Толя, с той стороны заходи, снизу начинай.

Я ошалело мечу глазами, не пойму, с какой стороны и с какого низу начинать. Не пойму, с какой стороны налетают эти бадьи. Володя у самых моих ног тычет вибратором и отталкивает меня спиной.

– Мы, брат, на Урале, в Приютове... Не то было...

А девять вибраторов, будто перешепнувшись между собой, одновременно вонзаются в бетон. Да, теперь уже ясно – Енисей сдался. Ему не прорваться сюда, и сейчас он тесно ворочается где-то, прилаживаясь к каменному поясу.

Девять вибраторов втыкаются в толщу бетона. Один из них мой. Сейчас я думаю о том, чтобы не выбиться из общего ритма. И еще о том, какую неизмеримую радость приносит человеку даже малейшая победа в труде. Сейчас я наполнен этой радостью...