В ту самую пору, когда на деревьях набухали почки и вот - вот предстояло им лопнуть, заиграть молодой зеленцой, когда на взгорьях поля, на выборочной полосе, зарокотал первый трактор, Прохор Солонкин вдруг услышал девичьи голоса и озорной смех в сенях своей избы. Никогда не бывало, чтобы девчата заходили к нему в избу. Он ещё лежал в постели и не собирался сегодня вставать так рано: жил один, печь топил и стряпал для себя через день. Что умел, то и делал, никому не докучал.
В открытую дверь просунулась повязанная цветастой косынкой голова Груняши Кочешковой.
- Прохор Саввич, можно к тебе? - спросила она, смеющаяся, не в меру весёлая; на щеках её западали чуть заметные ямочки.
И, не дождавшись приглашения, она вошла да ещё привела за собой трёх подружек.
- Девушки, полюбуйтесь - ка на его житьё! Грязно везде. А на полу мусор! Давайте скорее воды.
Вмиг закипела работа. Девушки смочили веник, старую, попавшую им под руки ветошь и начали скрести половицы. Настежь открыли окна. В угрюмое жильё хлынул потоком свежий воздух тёплой весны, а с ним и весёлый гомон грачей, вьющих гнёзда на вётлах.
- Ты, Прохор Саввич, теперь член нашего молодёжного звена, - объявила старшая из девчат, Груняша, - так распорядился Пётр Иванович Благой. Будем выращивать лён. Бери топор поострее, идём с нами в лес, заготовлять колья и жерди. Лён отрастёт - перить будем. На тебя большая надежда...
Однако Прохор Солонкин с ними не пошёл. Знал он этих девчат - комсомолок не с дурной стороны, и в избе убрали они чисто, может быть, от души, но всё же взяло его сомнение: не затеяли ли они какое озорство? Работал он всё время ночным сторожем - и вдруг в звено к девчатам! Осмеют, опозорят: молодёжи смешки - что игра в снежки...
Надев тужурку с воротником и меховую шапку, он направился было в правление артели, разузнать обо всём от самого председателя, но у самого дома встретился с Благим, едущим верхом на серой в яблоках лошади.
- Почему не на работе? Разве у тебя не были девчата? - спросил он, сдерживая горячившуюся лошадь.
- Были они у меня, звали, да усомнился я, Пётр Иванович. Не шутка ли это? - он почесал пальцем жидкую, запущенную бороду.
- Какие же шутки! Покою мне не дала эта Кочешкова: дать - подать в их молодёжное звено Прохора Саввича. От работы отказывались. если я их не уважу...
Благой слукавил. Вчера сам он вызвал к себе комсомолок и долго уговаривал их взять в звено Прохора Солонкина.
- Живёт он один, - говорил Благой, - нет у него семьи, а отсюда и радости нет. Сторожем я его не поставлю, а то совсем одичает. Вы должны оказать на него своё комсомольское влияние. Как уж это сделаете, я не знаю.
Участок под лен был облюбован ещё осенью, по клеверищу второго укоса, у реки. Зимой девушки ходили на лыжах по глубокому снегу к склону реки, подымали там лопатой жёсткий, сыпучий снег и ломом откалывали мёрзлую землю. Ящик с этой землёй отправили в лабораторию МТС.
Выбранный участок был одобрен. Теперь девушки рассказывали об этом Прохору Солонкину, понемногу посвящая его в свои дела. Он упрямо говорил:
- Земля и земля. Везде она горькая.
- А ты, что же, Прохор Саввич, землю клал на язык?
- Нет, я её, матушку, потом поливаю который уже десяток лет.
- А вот если мы её удобрим суперфосфатом, калийной солью, аммиачной селитрой, да печной золой, да со двора куриным помётом, наверное, она будет другая.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 125-летию со дня рождения А. Н. Островского