Дело о разводе

Расписание мытья полов и готовки обедов вовсе не определяет равенства супругов. Можно целыми днями просиживать в ателье, устроить у себя на квартире светский салон, можно при гостях третировать мужа, наслаждаясь комплиментами подруг по поводу того, что вот сумела запрятать мужа «под каблук». Всего этого можно достичь. А как только супруг радикальным способом решит вылезть «из-под каблука», скажет «Я ухожу к другой», и побежит эмансипированная дама по всем парт- и профорганизациям с требованием «вернуть этого подлеца».

Но это-то и есть состояние рабы! И никакая это не эмансипация, ибо отдельных представителей сильного пола их прекрасные половины третировали во все времена, чему можно привести много фактов, даже исторических. Но и из них ведь тоже не вытекало и не вытекает никакой закономерности.

Нет, развод после 25 лет совместной жизни, о котором я рассказываю, явил присутствующим женщину хоть и со слезами на глазах, но полную собственного достоинства, знающую себе цену.

– Как вы относитесь к иску вашей жены? – спросили мужа.

– Возражать я не буду, хотя считаю возможным сохранить семью.

– Вы настаиваете на своем иске?

– Да. Собственно, сохранять нечего. Это не размолвка, не ссора. Наш брак мертвый.

«Развод, – писал Карл Маркс, – есть только установление факта: данный брак есть умерший брак, его существование есть только видимость и обман». По всей вероятности, это был тот самый случай. И было очень печально присутствовать при расторжении союза двух людей, из которых один по крайней мере показал себя поистине независимым и достойным. Какую-то часть мужниных денег жена потеряет. Он, мне кажется, потерял то, что не восполнит ни любимая наука, ни другая женщина, сколь бы юна и привлекательна она ни была.

Впрочем, это уже не наша компетенция и не наша забота. Этот последний развод мне хочется сопоставить с тем первым, который я описал, когда совсем молодые разводились после нескольких ссор. Там-то брак не «мертвый»! Там супруги еще не успели выполнить даже своего долга перед рожденным ими ребенком. Тем не менее она, совсем девчонка, заявляла:

– Я с ним не хочу жить... Это – мое право. По закону...

Заявление, которое тоже наводит на размышления.

Татьяна Ларина, сказав «другому отдана и буду век ему верна», исходила не только из таким образом понимаемого нравственного долга, из воззрений своей среды, своего воспитания, но и из существовавшего тогда семейного законодательства. Хорошо известно, что это были за законы, и я не буду лишний раз повторять азы. Тогдашнее право делало практически нерасторжимым и «мертвый» брак. Суд времен Татьяны никогда бы не развел молодую нашу пару на том основании, что «не сошлись характерами». Но вот что интересно. Молодая пара никогда бы и не подала на развод! У них и мысль бы не появилась о самой такой возможности. Такой шаг почитался бы просто ненормальным. Зная, что «навек», супруг или супруга, строя свою жизнь, исходили именно из этого непреложного постулата.

Следует ли из сказанного, что те законы были нравственнее нынешних? Конечно, нет. Нужно ли что-то менять в существующих кодексах о браке и семье? Вряд ли. Недавно принятые после широкого общественного обсуждения, эти законы достаточно полно отражают наши нравственные нормы, соответствуют моральной зрелости общества.

Однако даже самое совершенное семейное законодательство не сконструирует семейного счастья. Это – дело двоих. И тут приходится констатировать, что отдельные молодые люди оказываются неспособными воспользоваться своим правом для своего же счастья. Наоборот, право они приспосабливают для прикрытия собственной безответственности.

Понимаю, здесь легко сбиться на прописи: дескать, надо создавать крепкую семью, не спешить с выбором спутника жизни и т. д. Прописи, да еще скучные, конечно, делу не помогут. Только не кажется ли вам, читатель, что молодые люди сами тянутся к «прописям»?

Вспомните английский фильм «Ромео и Джульетта», о котором столь восхищенно говорили и старые и молодые. Или пьесу «Валентин и Валентина», на которую и сегодня не достанешь билета. И еще вспомните целый ряд произведений искусства, где воспевается не бунт женщины, не ее «право на измену», а чувство любви и долга, где утверждается право на верность до гроба. Мне кажется, что успех этих «простых» и чистых историй самой обыкновенной любви, где мужчина и женщина остаются самими собой, не случаен. Это естественная реакция на ту легковесность в трактовке отношения полов, которой грешат, увы, многие произведения литературы и киноискусства.

Да и сама наша жизнь этим «грешит». Как-то в одной из газет появилась любопытная публикация: о семье, основанной на «новых» началах. Супруги живут порознь – у своих, кажется, мам. В свободное время встречаются, в выходные посещают театр и кино, отпуск проводят в туристских походах. Семья, свободная от быта. Только семья ли?

Конечно, эксперименты – вещь заманчивая. Особенно читать о них любопытно. Но как бы хотелось, чтобы молодые семьи, самые наипрогрессивные, не забывали и тех проторенных дорожек к счастью, коими топали наши бабушки и дедушки, тоже, между прочим, в свое время обуреваемые страстями.

Век их, наших дедушек и бабушек, нередко свысока и полупрезрительно называют «сентиментальным»: эпитет скорее негативный. Но так ли уж негативна сентиментальность?

В том же народном суде Фрунзенского района г. Москвы, где происходили описанные выше разводы, я столкнулся, по-моему, с чистой пробы сентиментальщиной. Во всяком случае, так отозвались в публике о поведении молодого человека, инспектора ГАИ по должности.