Дело о пожаре

– Не точно. Дом 32 или 34.

– Сейчас проверим.

Капитан позвонил в адресное бюро.

Ответ он получил быстро: Аверкин и Смирнов в Волжском районе вообще не значились. Явная ложь парня усилила подозрения о его причастности к преступлению.

– Ты хорошо знал Пименова? – неожиданно спросил капитан.

– Первый раз слышу о таком. В кабинет вошел Гржибовский.

– А врешь ты тоже в первый раз? – Он подошел вплотную к Славке. – Ну, рассказывай все по порядку. Где познакомился с Пименовым?

При виде подполковника Славка сдался.

– Я сам хотел к вам прийти, но боялся.

– Кого боялся?

– Седого...

Уже несколько дней Седой не находил себе места, не зная, на что решиться: уехать из города или жить, затаившись где-нибудь в укромном месте. Но дни шли, никто его не трогал, и появилась надежда, что милиция не сможет разобраться в деле о пожаре на Большой Затонской. Ведь следов-то не осталось, все сгорело – в этом он был уверен. Сам пару раз подходил к дому, смотрел на обугленную деревянную стену. И все же перед глазами вновь и вновь проплывали события того злополучного вечера...

...Из дома парни выскочили почти одновременно. Только Седой немного отстал – замешкался из-за гармони, которую на бегу вскинул на плечо. К счастью, никто из соседей навстречу не попался.

– Всем в разные стороны, и молчок, – скомандовал Седой, выделявшийся, несмотря на молодость, серебристо-седой шевелюрой, худым, морщинистым и злым лицом.

Он обернулся. В окне второго этажа начало вырастать пока еще робкое оранжевое пламя.

– Седой, где встретимся? – спросил маленький, крепко сбитый парень.

– Завтра вечером у кинотеатра. Все, разбежались, нас никто не видел.

Седой быстро зашагал по улице. Прохожие не встречались, будто кто специально очистил путь к отступлению. Мозг работал лихорадочно. Наверное, ни разу в жизни он так не волновался, как сейчас. Даже тогда, несколько лет назад, когда совершил первое преступление. Правда, в то время он верил, что ему повезет, милиция его не обнаружит, а если и поймают, много не дадут – мол, молодой, доверчивый, пошел на поводу у старших; да и друзья научили, как себя вести, что отвечать, когда припрут к стенке. Приятели не выдали его, но милиция и без них быстро нашла преступника. Он взял все на себя: сам срывал шапки, сам продавал, а кому – не помнит. Деньги нужны, чтобы матери помочь, единственный сын ведь, должен заботиться о родном человеке. В инспекции по делам несовершеннолетних внимательно слушали его «признания». Инспектор, молодой лейтенант, сначала сочувствовал, но увидев, как Седой изворачивается, изображает из себя наивного школьника, резко изменил отношение к нему, стал строгим и жестким. Седой только смеялся в душе над молодым лейтенантом и неумелыми попытками наставить его на истинный путь. В нем словно было запрограммировано дурное начало, которое вопреки всем «воспитательным мероприятиям» влекло его в водоворот «веселой» жизни со своими жестокими законами. Он и сам-то не осознавал, откуда у него это стремление все делать наперекор, поставить себя выше других.

Сейчас он считал себя опытным, бывалым человеком, поэтому и не доверял своим новым друзьям, с которыми его объединяла бутылка. Заводилой в выпивках всегда был Седой. Только в последний раз Славка проявил инициативу, встретив старика Пименова. Он познакомился с ним недавно и решил устроить пьянку под музыку. Седому идея понравилась, музыку он любил, выпив, всегда затягивал что-нибудь протяжное или блатное.

...Седой замедлил шаг. Эх, если б можно было повернуть время вспять, снова оказаться с ребятами у магазина в прохладной тени высоченного тополя! Разве пошел бы он к малознакомому скучному старикашке, который весь вечер зудел, чтоб поменьше пили и не шумели. Лучше бы к Райке поехал – хоть и далеко, зато спокойно и никаких тебе вопросов, можно и покуражиться, все стерпит.