Он не первый его тренер и не единственный. Вольнов начинал не у него и работал не только с ним, но Вольнов говорит о нем, как о своем первом и единственном тренере. Всегда важно не только то, что говорит человек, но и то, как он говорит.
Рассказывая о своем первом и единственном тренере, Вольнов не хотел обидеть остальных своих тренеров. Он просто воздавал должное тому, без которого он, по его собственным словам, не стал бы тем, кем он стал. В похвалах своему тренеру Вольнов, быть может, переборщил, почти наверняка переборщил. И это даже приятно, чертовски приятно, потому что Вольнов — человек в общем-то немногословный, сдержанный, а коли от сдержанности его не осталось и следа, стало быть, тому была причина. Право же, такое преувеличение не грех, грех — забыть или преуменьшить то, что сделали тебе.
Не стоило всего этого говорить? Но так ли уж редки случаи, когда, добившись чего-то, выйдя в люди, человек забывает своего учителя, своего первого помощника, верного друга, забывает того, кому он многим обязан?
Виталия Михайловича Ярошевского удачливым не назовешь — он из тех, о которых говорят: «Хороший человек с плохим характером». Вспыльчивый, неуживчивый, он обладает незавидной способностью отталкивать от себя приятелей, а людей, относящихся к нему терпимо, превращать в своих недругов. По этой причине ему в жизни редко везет. А вот с Вольновым повезло. Его ученик оказался не только большим спортсменом, но и настоящим человеком, для которого благодарность не вежливое «спасибо», забытое через минуту. А ведь, наверное, и ему порой от Ярошевского ни за что ни про что доставалось. Ну что ж, вдвойне молодец, если сумел запомнить то, что надо было запомнить, и забыл то, что надо было забыть.
Мы с Ярошевским познакомились в конце 1957 года. Он в то время работал с московским «Спартаком», и я должен был написать очерк о его команде. Он мне тогда о Вольнове сказал:
— Запомните этого парня. Сейчас он не очень сильный центровой, а через пару лет будет лучшим нападающим страны.
Я, что называется, вежливо не поверил Ярошевскому: говорливый, экспансивный, он, честно говоря, не произвел на меня серьезного впечатления.
Но года через три я сам к этому разговору вернулся и спросил у Ярошевского, почему он был так уверен в Вольнове. Истый южанин (Ярошевский родом из Харькова, но больше походит на традиционного одессита), он ответил мне вопросом на вопрос:
— А ты что, каждый день мальчиков с такой фигурой на улице встречаешь? Нейсмит же специально для Вольнова баскетбол придумывал!
Здесь я позволю себе сделать небольшое отступление. В 1961 году в ленинградском «Буревестнике» на месте центрового дебютировал Леонид Иванов. Стройный, пропорционально сложенный, легкий, с мощными ногами — в общем его тоже можно было назвать рожденным для баскетбола. Иванову тогда было 17 лет. В этом возрасте Вольное только узнал, что такое баскетбол, а Иванов уже играл несколько лет.
Я написал тогда об Иванове, что это будущая звезда, что через пару лет он превзойдет Вольнова. Прогноз мой не сбылся. Иванов стал хорошим баскетболистом, даже очень хорошим, его и в сборную СССР не раз брали, но до Вольнова ему далеко.
А между тем я мог легко избежать ошибки. Мне следовало написать, что Иванов превзойдет Вольнова, если будет так же трудолюбив, как Вольнов.
В семнадцать лет Вольнов плохо бегал, еще хуже прыгал, быстро уставал. В общем, атлетом его можно было назвать лишь в насмешку. Первая заповедь, которую он услыхал от Ярошевского, гласила: «Баскетбол — это ноги». Вольнов жил на шестом этаже, Ярошевский запретил ему пользоваться лифтом.
— Говорю ему, а сам чувствую, впустую мои слова. Слушает он вроде бы внимательно, но энтузиазма никакого.
Опасения Ярошевского были напрасны: Геннадий умеет слушать и не любит говорить. Раз надо — значит, надо. На первых порах, не торопясь, а потом бегом, через несколько ступенек, на шестой этаж — по три раза подряд, по десять раз в день. Зимой оба — тренер и ученик — приходили в Лужники и, изумляя прохожих, бегали по глубокому снегу. Тренер уставал, останавливался отдохнуть, а Вольнов все бегал и бегал.
«Спартак» в том чемпионате был не то середнячком, который легко мог оказаться аутсайдером, не то аутсайдером, который вот-вот прорвется в середнячки. Ребята атаковали Ярошевского: «Виталий Михалыч, перестаньте Гешку в состав ставить!» А он отмахивался и упрямо ставил. И на бросок из-под щита не натаскивал, как тогда многие с великанами работали (он боялся, боялся парня загубить). Зачем центровому дриблинг, вон ведь Круминьш — никакого там дриблинга, а без двадцати, а то и двадцати пяти очков с площадки не уходит. А он Вольнова дриблингом загонял.
Вольнов: «Я тогда за игру если давал очков шесть, еще хорошо было. Ребята злились, но молчали. Я знал, что злились, и знал, почему молчали: им Виталий Михайлович запретил говорить мне что-нибудь, кроме «Молодец, Гешка! Все в порядке!». А какой я молодец и какое там все в порядке? Стыдно было, хоть сквозь землю провались: из-за меня из класса «А» вылетели...».
«Ну что особенного сделал Ярошевский? Поверьте, Вольнов и без него стал бы большим игроком!» Это не предполагаемая реплика, нечто подобное мне приходилось слышать.
Давайте-ка попытаемся разобраться, в каких случаях и за что должно благодарить тренера. Какой-то досужий острослов соорудил даже афоризм, которым шпыняют тренеров, под чьим руководством чемпион делал когда-то свои первые шаги: «Дайте мне великого спортсмена, и я стану гениальным тренером».
Итак, вариант первый. Тренер взял незавидного, неспособного, нетрудолюбивого и бесперспективного парнишку и кропотливо за два (три, четыре) года довел его до чемпиона (рекордсмена). Такой тренер достоин почестей. Но ведь абсурдность ситуации очевидна для всех, кажется, даже для халтурщиков от спортивной литературы.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.