Я долго закуривал папиросу, и бледный свет спички освещал наши лица. Это был сигнал. Из ночной мглы вынырнул Самуил.
- Разрешите прикурить?
Спичка вспыхнула. У Самуила как бы зажегся третий глаз. Он быстро оглянул всех, поблагодарил и, пыхтя папироской, ушел. Дантист испуганно спросил:
- Это не шпик? Неизвестный уверенно ответил:
- Нет, не похож.
Я взял у неизвестного пачку его мандатов для просмотра. Договорились на завтра, в этот же час, тут же.
- Обязательно, товарищ! - И простились. - До свидания, товарищ!
Дома мы рассмотрели мандаты. Их было много, они были выданы какому - то особо уполномоченному по снабжению фронта, все было на месте - и печать с серпом и молотом и знатные подписи, в том числе и Ленина. Самуил говорил:
- Это подделка или взято у нашего товарища, убитого на фронте.
Ефим уверял, что этот офицер - контрразведчик! А дантист? Провокатор или обыватель? Анархист Самуил сказал:
- Обыватель!
Ефим Левитин добавил:
- И дурак!
Мандаты у нас остались, никто на свидание с неизвестным больше не ходил, на неделю - другую мы перестали посещать клуб «Бронислава Гроссера». Дантист нашей квартиры не знал фамилий и имен, прописки тоже не знал. И мы были спокойны. И о дантисте скоро за - были. Стерли его из памяти, точно влажной тряпкой провели по грифельной доске.
В конце сентября мы выудили нового товарища. Опять в клубе «Гроссера», опять вечером.
Пришла Либа Гольдберг и шепнула:
- Гляди влево, кажется...
За клубным столиком сидел совсем молоденький мальчик и изо всех сил старался иметь вид равнодушного к окружающему, но я ясно вижу, как он беспокойно осматривает каждого. Мы посмотрели друг на друга, немедленно отвернулись, этим себя выдали, опять посмотрели - и этот мальчик с большими, блестящими и грустными глазами, с рыжеватыми волосами на голове и сгорбленной спиной, окончательно смутился.
Издавна во всех областях личной, военной и прочей практики недолюбливали кандидатские или жениховские периоды. Знакомиться - так знакомиться, ругаться, спорить, любить, драться, ненавидеть, дружить - так во - всю. И в подполье тех людей, которые к нам тянулись, мы быстро ставили перед задачей: «Самоопределяйтесь! Или с нами до конца, или отчаливайте!» И к этому одинокому парню я быстро применил этот благотворный прием.
Инстинкт имеет свои пути, страшно короткие и необычайно простые. Подсел. Три, пять минут на разговоры «вообще». Он мне дал понять, что у него есть что сказать, я ему дал понять, что это «есть что сказать» надо именно мне сейчас же выложить. Я его оглядывал. Парень мне нравился. Открытое молодое лицо, измученные глаза. Он был нищенски одет, и часто его худые плечи вздрагивали. Он говорил медленно, серьезно и дельно.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.