Люди, сбившись в группы под душевыми розетками, ждали воды, чтобы облегчить свои муки, так как тело горело. Но воды не было. Эсэсовцы, вошедшие сюда следом за нами, усмехались. Неожиданно из розеток пошла вода, но люди шарахнулись от нее: это был кипяток. Тогда началась «игра». Задача эсэсовцев состояла в том, чтобы плетьми загнать обезумевших, обожженных людей под кипяток, мы же увертывались от ударов, стараясь обмыться остывшей на полу водой. В зимнее время кипяток заменялся, как правило, ледяной водой, но суть «игры» оставалась та же.

После душевой комнаты мы бежали вдоль коридора, в стене которого были окна. Оттуда нам в лицо бросали сначала штаны, которые мы надевали, прыгая на одной ноге, из следующего окна летели куртки, потом шапки и деревянные колодки. Они заменяли заключенным башмаки.

Переодетые, остриженные наголо, мы с трудом узнавали друг друга. Потом нас повели в Арбайтстатистик - подобие конторы, которая находилась уже в ведении самих заключенных. Там выдавались номера и велся учет. Сидевший у стола чех стал спрашивать, откуда я родом, в каких тюрьмах содержался. Как только я ответил, что родился в Москве, к нам подошел высокий немец, сидевший в углу. «О! Москва! Я был в Москве, хороший город, я был в России и строил Челябинскую электростанцию», - сказал он.

Я ответил, что там работал и мой дядя, инженер - электрик, и назвал его фамилию. Оказалось, что немец его хорошо знал. Потом немец взял меня за плечи и спросил, за что я попал в лагерь. Мне очень хотелось сказать всю правду, но я ответил, как всегда, что не знаю. Он внимательно посмотрел на меня, усмехнулся и произнес: «Ты молодец, малыш, но пойми, ты не в тюрьме. Там у стен есть уши и возможны провокаторы, а тут ты пришел в нашу семью, здесь все свои и не бойся, а гордись тем, что ты делал. Скоро ты сам все поймешь».

Как только наша колонна двинулась к блокам, нас сразу окружило плотное кольцо заключенных. Со всех сторон и на разных языках посыпались вопросы. В Бухенвальде были нередки случаи, когда отец встречал сына или брат брата, встречи же земляков происходили очень часто. В блоке, куда нас привели, старостой был поляк Владек, коммунист, находившийся в заключении уже около семи лет. А одним из его помощников являлся Владимир, инженер, работавший до войны в Киеве на авиационном заводе и хорошо знавший моего двоюродного брата. Я встретил в лагере и еще нескольких человек, с кем у нас были общие знакомые.

«Сервус»

Это слово я впервые услышал в Бухенвальде. Им заключенные приветствовали друг друга.

Здравствуй, друг и товарищ - сервус! Мы вкладывали особый, только нам понятный смысл в это слово:

- Дорогой друг, ты не одинок, мы рядом с тобой.

- Тебе трудно, ты вспомнил о погибшей семье, тоска легла камнем на сердце, так знай: у тебя есть много братьев, поделись с ними своим горем, и тебе станет легче.

- Ты голоден - так без стеснения и слов благодарности бери протянутую другом пайку. Придет твоя очередь, и тогда, не задумываясь, ты отдашь свой кусок хлеба. Помни это. Фашисты бесятся и лютуют, но им не сломить нас - мы должны жить назло им!

Глубокий смысл этого слова мы почувствовали в первый же день нашего пребывания в лагере смерти. Еще в бане нас предупредили, что сегодня нам не выдадут пайка, так как нас не поставили на довольствие. Но сами заключенные думали и заботились о новеньких. В обед и ужин они принесли нам свои баки с супом и передали их старосте блока, который распределил похлебку всем поровну. Заключенные из соседнего блока, работавшие в подсобном хозяйстве, принесли нам брюквы и капусты. Незнакомый чех, кинув мне брюкву и увидев, что я не стал есть ее один, а поделился с Петей, бросил нам окно всю свою пайку хлеба. Да и не один он поступал так. Когда мы пытались благодарить незнакомых друзей, они всем своим видом давали нам понять, что выполняют только свой товарищеский долг и не могут поступать иначе.

Товарищеская помощь была следствием солидарности в борьбе с общим врагом. Эта самоотверженная братская солидарность противостояла бесчеловечности, беспредельной жестокости и садизму нацистских палачей. В лагере были заключены противники Гитлера, принадлежавшие к различным партиям и организациям. Но основную роль здесь играли коммунисты, находившиеся в заключении уже многие годы, - это были немцы, верные соратники Тельмана, которых не сломили ни фашистские застенки, ни пытки. В Бухенвальде можно было встретить бойцов и командиров испанской народной милиции, сражавшихся с фашизмом еще на баррикадах Мадрида и Барселоны. Тут были французские коммунисты и югославские партизаны, боровшиеся с оружием в руках за свободу своей родины. Товарищеская взаимопомощь сохраняла жизнь тысячам истерзанных и измученных людей, наполняла мужеством сердца отчаявшихся.

В лагере соблюдалась исключительная честность в распределении пищи. Несмотря на голод, мы спокойно клали на ночь хлеб на стол, зная, что его никто не украдет. Если находился малодушный подлец, который покушался на пайку своего товарища, то его сразу обнаруживали, и единственный приговор, который ему выносился, - смерть. Отменить этот приговор никто не мог.

Как карантинный блок, мы некоторое время не участвовали в общей поверке, нас строили во дворе и делали перекличку по номерам. Однажды дежурный эсэсовец передал Владеку какой - то список. Владек зачитал перед строем несколько номеров, объявив, что эти люди должны завтра явиться к «браме», то есть к воротам. Среди упомянутых номеров был и номер Николая.

Вернувшись во флигель, мы полезли на нары. Петя, Николай и я улеглись на самом верху, на четвертом ярусе. Одеяло полагалось одно на троих, и мы потеснее прижались друг к другу. Однако заснуть никто из нас не мог. Мы все уже знали, что означает вызов к «браме». Гитлеровцев нельзя было упрекнуть в отсутствии системы и порядка даже в пытках. Они знали, что заключенные лагеря уже терпели истязания на допросах и сумеют перенести физическую боль. Изощренные садисты предпочитали заранее объявить номера, чтобы человек жил несколько дней, зная о том, что ему придется идти к печам.

В окно помещения, где мы лежали, был хорошо виден крематорий - он работал и ночью. Когда над трубой показывался венчик пламени, то все вокруг на минуту озарялось красноватым светом... Сейчас там горят люди, завтра очередь Николая, а там...

Под утро, когда почти все заснули, на дворе около блока послышались шаги. К нам вошли двое лагерьшутцев и Владек. Проходя мимо нар, Владек внимательно вглядывался в лица спящих - он искал кого - то. Затем полез наверх к нам. Его рука легла на плечо Николая. «Вставай быстрее, пойдешь с нами», - сказал Владек. Николай приподнялся. Под одеялом я нащупал его руку и сжал ее, он ответил мне тем же. Поглядев на спящего Петю и осторожно поправив сбившееся одеяло, Николай стал спускаться. Уже в дверях он обернулся и ободряюще кивнул мне головой: «Прощай!»

В ту ночь я так и не сомкнул глаз. Мне было жалко Николая и хотелось выть от злости на самого себя. Владек, которого я еще вечером считал героем, казался сейчас мелкой душонкой, продавшейся фашистам за миску супа. Как я мог верить ему, ведь он, наверное, и выжил потому, что продавал других. Противное чувство одиночества охватило меня. Но откуда - то издалека выплывали слова немца из Арбайтстатистик: «Здесь все свои и не бойся, а гордись тем, что ты делал. Скоро ты сам все поймешь». Но что понимать? С волками жить - по - волчьи выть? Нет, лучше умереть.

... Через несколько дней утром Владимир позвал меня к себе в комнату, где он жил вместе с Владеком. Едва я вошел, как хлопнула дверь, и появился Владек. Он был возбужден и чем - то доволен. Чему мог радоваться этот человек, отправивший недавно людей на смерть? Я едва сдерживал подступившее бешенство. Но в это время Владек спросил меня: «Как тебе тут у нас нравится?» Кровь бросилась мне в голову, и я ответил: «Мне - то ничего, не привыкать, а на вашем месте я бы лучше повесился, чем так жить!» «Ты что городишь?» - удивился Владек. «Ничего! Будь я Николаем, то перегрыз бы вам глотку. Если умирать, так пусть хоть одним подлецом меньше станет!» Владек сделал несколько шагов в мою сторону. Мне казалось, что он разорвет меня.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.