В тот же день, когда наступило время обедать, мы с Петей попросились у Владека, чтобы он взял нас с собой на кухню за супом. Наша группа, около двадцати человек, двинулась на кухню. У блоков уже толпились заключенные, здесь же стояли мальчишки. Один из них, цыганенок лет восьми - девяти, одетый в новенький, по росту сшитый полосатый костюмчик, с солидным видом подошел к Владеку, поздоровался за руку. В «Большом лагере» имелся целый детский блок. Там было около тысячи детей, самому младшему - меньше двух лет. Этот блок был окружен заботой и вниманием всех заключенных. Показательно, что к моменту освобождения, несмотря на царивший в лагере страшный голод, все дети остались живы.

Лагерь выглядел довольно уныло. Трава не росла, деревьев тоже не было, если не считать нескольких одиноко стоявших дубов. Об одном из них, развесистом великане, говорили, что это дуб Гёте. По преданию, под этим дубом великий немецкий поэт любил отдыхать.

Подходя к кухне, я обратил внимание на группы заключенных - новичков. Это оказалась одна из первых партий варшавян. Среди них было немало мелких буржуа и обывателей, схваченных прямо на улице и не имевших никакого отношения к варшавскому восстанию.

Разливал суп высокий чех. Его большой медный черпак ритмично двигался вверх и вниз, отмеривая одинаковое количество гущи и юшки. Люди, получив свою порцию, отходили в сторону и располагались прямо на земле. Вдруг я увидел, как один из новичков, получив свою порцию в миску, протянул чеху что - то, ослепительно заигравшее на солнце, и, достав из - под полы консервную банку, подставил ее. Черпак на какую - то долю секунды прервал свое ритмическое движение, а потом со страшной силой опустился на голову заключенного. Тот упал. Я кинулся помочь ему подняться. «Не пачкайся об эту падаль, он получил по заслугам», - сказал Владек и показал на предмет, валявшийся тут же, в пыли. Это был массивный золотой портсигар. Заключенный жестоко заплатил за свою попытку купить на золото миску супа.

Получив бачки с супом, мы возвращались обратно в свой блок. Бачки в Бухенвальде обыкновенно носили бегом, остановиться было нельзя, чтобы не задержать всю группу. И вот, когда мы пробегали мимо одной из команд, направлявшихся из лагеря на работу, мне в глаза бросилась знакомая фигура. От неожиданности я остановился, наша цепочка разорвалась, загремели поставленные на землю бачки. Но, подстегнутые возгласом Владека, мы опять схватили их и побежали дальше. Я ничего не мог понять: неужели я ошибся? Этот заключенный был очень похож на Николая. Однако, когда на мой голос он обернулся, я увидел какой - то незнакомый номер и фиолетовый винкель с буквой «Р». Встретившись со мной взглядом, человек отвел глаза в сторону. Неужели это Николай? Но почему же он отвернулся?

А вечером на проверке, докладывая дежурному эсэсовцу о наличии заключенных, Владек назвал номер Николая вместе с номерами отправленных в больницу. Нередко заключенным, которым грозила смерть, товарищи давали номера умерших. И тогда я понял, что Николай жив. В ту ночь я опять не мог заснуть. Слишком много впечатлений за один день. Так вот какой он, Владек!

Красноватые блики снова бегали по потолку, но страха перед ними я уже не чувствовал. Ведь рядом были друзья, товарищи! Сервус!

Тонкости жизни

Три «учреждения» пользовались в Бухенвальде особенно мрачной известностью, и о них заключенные всегда рассказывали вновь прибывшим. Первое - это экспериментальные блоки. Там заключенных использовали как подопытных кроликов. Что делалось в этих блоках, мы в то время не знали, но живым оттуда никто не возвращался. Позднее из материалов Нюрнбергского процесса выяснилось, что там проводились страшные медицинские опыты: людей заражали тифом, делали вливания различных веществ в область сердца.

Второе «учреждение» - это «хитрый домик», как его называли заключенные. Он был построен для Эльзы Кох – жены коменданта лагеря. Она занималась там своего рода рукоделием: сдирала с умерщвленных людей кожу с татуировкой и делала из нее абажуры, перчатки, дамские сумочки, особенно красивые татуировки собирала в альбомах. Каждый такой альбом стоил многих человеческих жизней. Садистка хранила также коллекцию национальных причесок, состоящую из отрезанных и засушенных голов.

Третье «учреждение» - команды «Дора» и «Гера», которые работали на подземных военных заводах, изготовлявших ракетные снаряды. Здесь заключенные жили, работали и умирали под землей. Тот, кто туда попадал, больше не видел света.

В 1942 - 1943 годах число погибавших определялось числом прибывших в лагерь. Наибольшие потери несли команды на общих работах, особенно в каменоломнях. Когда команда, направляясь туда, подходила к воротам, дежурный эсэсовский офицер получал сведения о количестве заключенных и приказывал, чтобы в лагерь в живых вернулось столько - то человек. Приказ этот выполнялся конвоем и капо, которые набирались в то время из числа уголовников. В лагерь часто возвращалась половина команды, неся на спинах своих погибших товарищей. Вечером, стоя на проверке, держали тела умерших под руку. И только после проверки наконец складывали их около блоков штабелями.

Нелегко, конечно, приходилось заключенным и в других командах. Мне запомнился рассказ одного товарища, попавшего за какие - то грехи в «штрафную» команду под странным названием: «Новые ботинки». Вот что он мне поведал: «Новые кожаные солдатские ботинки очень грубы, и чтобы немецкие солдаты не стирали ног, их давали разнашивать заключенным. Несколько тысяч человек выводили на площадь, заставляли их надевать эту обувь и гоняли бегом по кругу. К вечеру ноги у всех были окровавлены. На следующий день все повторялось сначала. Люди в этой команде гибли, как мухи».

Бомбежка

Над лагерем то и дело пролетали соединения английских и американских бомбардировщиков, и мы, наблюдая за ними, бывало, гадали: какой город будут бомбить? Однажды в обеденный час когда в блоках собралось много народу, самолеты появились над лагерем. Они шли спокойно, немецкие зенитки молчали, и ни один из фашистских истребителей не поднялся в воздух.

«Гитлер капут!» - с нескрываемой радостью говорили заключенные.

Но что это? От головного самолета отделилась точка и полетела вниз, оставляя за собой след белого дыма. Высокий дымчатый столб повис над лагерем. Самолеты удалились в сторону Веймара, затем медленно развернулись и стали опять приближаться к нам. Где - то в стороне завода поднялся огромный вал земли, взлетали вверх глыбы камней, деревья. Следом за первым вырос второй вал, еще ближе, в расположении эсэсовского городка. Было видно, как рушатся кирпичные дома. Страшный грохот сотрясал все. Блок качался, как лодка на волнах...

Бомбардировщики с ревом пролетали над нами.

Но вот самолеты исчезли, и лагерь сразу зашевелился. Все команды были брошены в эсэсовский городок, который являл собой отрадную для нас картину. Здания казарм, разрушенные фугасными бомбами, горели, облитые фосфором и засыпанные мелкими зажигалками, похожими на шестигранные карандаши. Слева от дороги, застилая все едким дымом, тлела гора башмаков.

Нашу команду заставили разбирать одно из разбитых зданий. Эта работа была нам по душе не только потому, что мы своими глазами видели справедливое возмездие палачам, но и потому, что в грудах кирпичей и штукатурки попадались остатки пищи. К зданию подъезжали грузовики, и мы с удовольствием нагружали их телами эсэсовцев. Убитых было так много, что фашисты вынуждены были отказаться от установленного порядка - хоронить каждого гитлеровца в отдельном гробу и с традиционным березовым крестом, - а просто сваливали их в кучу у крематория, который работал на полную мощность днем и ночью.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.