Боровские были

Федоров мечтал об управлении ветрами и дождями для хозяйственных нужд, об овладении энергией Солнца. Да и сам земной шар, считал он, станет двигаться по воле человека: «Человечество должно быть не праздным пассажиром, а прислугою, экипажем нашего земного – неизвестно еще, какою силою приводимого в движение, – корабля».

Федоров верил, что для труда человеческого не существует границ. Не только на Земле будет трудиться человек, но и на неисчислимых мирах вне ее. Население Земли умножается, земные ресурсы истощаются, придет время ослабления деятельности Солнца. Человеку непременно придется заняться «отысканием новых землиц». В своих философских построениях Федоров заходил так далеко, что иные из идей творцов современной научной фантастики кажутся недостаточно фантастичными: «Человеку будут доступны все небесные миры только тогда, когда он будет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, потому что только тогда он будет способен жить во всех средах, принимать всякие формы».

Человек с его разумом при покорении космического пространства сможет перевоплощаться, строить свое тело из любого вида материи, включая плазму, чтобы проникнуть даже в пылающие звезды. В такие фантастические дебри еще никто не забирался...

Но если могущество человека будет так велико, не злоупотребит ли он им? Нет, говорит Федоров, эмоциональная сфера человека изменится коренным образом с установлением всеобщей родственности и братства. Великое знание породит идеальное общественное устройство.

В Боровске философ жил и учительствовал где-то в шестидесятых годах прошлого века. Никто не знает, у кого он хил. И почему именно в этом городке? Таком, впрочем, типично русском и вольно или невольно влекущем к себе людей не совсем обыкновенных.

Зато как жил Федоров, известно. Не было у него никакого имущества. Питался он тем, что подавали ему хозяева, а учительское жалованье раздавал беднейшим из своих учеников. Он был, пожалуй, одним из самых образованных людей в России, ходячей энциклопедией; знал европейские и некоторые восточные языки, включая китайский.

Пятнадцать лет учительствования и философских раздумий в городках среднерусской полосы, и вот Федоров в Москве, сперва в Чертковской библиотеке, а потом в Румянцевском музее (ныне библиотека имени В. И. Ленина), где он прослужил двадцать пять лет в читальном зале.

Он жил для дела и забывал обо всем прочем. Он был аскетом, но не отшельником. Он любил людей и отдавал им все свое время. Русские ученые могли получить его совет в любой отрасли знаний – от востоковедения до военно-морского дела.

Идея выхода в космос витала в воздухе. И недаром она овладела молодым человеком; который совсем недавно еще набирался знаний под руководством Федорова, а в январе 1880 года был назначен учителем арифметики и геометрии в Боровск.

Тощий, глухой, болезненный, Циолковский чем-то настораживал обывателей, и немало ему пришлось поколесить по городку, в котором все улицы ведут либо в гору, либо под гору, пока не удалось снять квартиру у старообрядческого священника Евграфа Николаевича Соколова.

Уютный домик на берегу Протвы, чаепития у приятно посипывающего самовара, хозяйская дочь Варвара Евграфовна, потом Варя, в том же году ставшая женой Константина Эдуардовича...

Он писал о себе так:

«По природе и по характеру я революционер и коммунист... Почему же из меня не вышел активный революционер? Причина в следующем:

1. Глухота с десяти лет, сделавшая меня слабым и изгоем.

2. Отсутствие вследствие этого товарищей, друзей и общественных связей.

3. По этой же причине: незнание жизни и материальная беспомощность».

Гений не может бездействовать. В безграничный космос устремилась мысль Циолковского. В покорении его он увидел будущность человечества. Но космос не был самоцелью – путь туда Циолковский считал вехой на пути к всеобщему счастью.

Еще в Москве молодой человек увлекался техникой, конструировал всякие машины, никогда не расставался с инструментами. Но мысль его парила в иных сферах, он думал о великом и вечном, о природе добра и зла, о смысле жизни и цели истории.

Мы помнимо его идеях, связанных с воздухоплаванием и реактивными летательными аппаратами, но часто забываем то, ради чего он взялся за это дело. Вот у него уже лежит рукопись сочинения «Вычисления и формулы, относящиеся к вопросу о межпланетных сообщениях».

Заняться ему чистой наукой? Посвятить себя технике? Нет и нет, нужна «сверхцель». Потом, через много лет мысли его найдут свое выражение» во всемирно известной «Космической философии», пока же слушателей у него было всего двое, но каких милых.