Искусство поп-арта (буквально — популярное искусство или искусство для масс) привлекает все больше поклоников. Легкие, азартные песенки этого направления говорят все, что могут сказать, с первых же тактов. Они понятнее неискушенному слушателю, чем размеренный, тяжелый Бах и грустный, возвышенный Моцарт. По тем же причинам броские, рекламные, плакатные приемы успели проникнуть и в станковую картину. Ведь плакат читается до «дна» буквально за двадцать секунд, а потому он ближе ко все убыстряющимся ритмам жизни современного человека.

Живопись, требующая созерцания, по сложности восприятия сродни симфонической музыке. Для подобного искусства нужны и время, и определенная подготовка. Если нет ни того, ни другого, оно покажется скучным, непонятным. Кого сейчас привлекают неторопливые разговоры за летним чаем в глуши тенистого сада, продолжительные беседы о душе, смысле жизни и других «эфемерных» проблемах?

Дети, подрастая, стремятся на дискотеку, к игральным автоматам или к другой, оглушающей душу, увеселительной культуре. Все меньше остается в нашей жизни чудаков, «пренебрегающих презренной пользой», все более непонятны эти чудаки. эти «прорабы духа», обществу. Сегодня искусство словно старается приблизиться к поверхностному вкусу потребителя, и общество все более приспосабливает искусство под себя.

В такое время Художнику надо обладать мужеством, чтобы противопоставить свой вкус, свое мировосприятие общепринятой моде.

Анатолии Григорян именно такой художник, умеющий мыслить, созерцать жизнь в полном ее объеме, соединяя мимолетность и вечность, современность с мироощущением далеких от нас древних культур и цивилизаций.

Конечно, трудно одному работать в подобном направлении. Нужны единомышленники. Надо, как считал Тютчев, чтобы хоть «одна душа отозвалась... Но эта «одна душа» необходима.

В этом смысле Анатолию Григоряну повезло, потому что он родился в Армении. Армении, которая даже в период расцвета сухого соцреализма пятидесятых годов, оставалась верна высокой, мятежной стихии красок. Армении, на земле которой родились Е. Тетевосян и С. Суреньянц. И. Айвазовский и Г. Якулов, А. Каленц и П. Контураджан, М. Сарьян и О. Зардарян... и Джотто.

Да, да — Джотто, армянский Джотто. или Георгий Григорян, прозванный своими товарищами за талант именем легендарного итальянского живописца XIII века Джотто ди Бондоне, убитого своими завистниками в церкви во время службы.

С Георгием Григоряном я познакомилась двенадцать лет назад, за несколько месяцев до его смерти. Старый, больной художник, испытавший нужду и голод, признание, забвение и под конец жизни вновь признание. Осторожно он с помощью жены спустился, чтобы показать свои картины, в мастерскую, выделенную ему, уже Народному художнику Армении, незадолго до смерти. Когда я увидела их, у меня перехватило дыхание — Джотто в самые глухие для искусства семидесятые годы возвращал своими картинами уверенность зрителю, что высокое искусство пробьется сквозь любые заслоны. Долго стояла я около картин,

плотно развешенных по стенам от пола до потолка. Вскоре, уже в Москве. я увидела его работы на выставке «Москва — Париж», проходившей в Пушкинском музее. Он не дожил до этого дня.

Но теперь, у картин Анатолия Григоряна, я вспомнила и о Георгии Джотто и о Джотто ди Бондоне. Анатолий Григорян по стилю живописи был близок итальянскому мастеру.

Что же именно напоминало великого итальянца? Возможно, драматичность в изображении суровых женских лиц с их особым, углубленным в себя, мудрым взглядом. Некрасивые, почти примитивные черты лица пронизаны такой духовной энергией. что становились прекрасными. Яркие, но приглушенные, словно выбеленные солнцем краски создавали в сочетании с глухим цветом теплых теней драматизм там, где, казалось, его не могло быть: в простом ли деревенском сюжете — забор, из-за которого виден профиль проходящей женщины, или же в рисунке незамысловатой горы... Изображение горы есть, наверное, почти... нет, не почти. а. конечно же. у каждого армянского художника. Иначе и быть не может, ведь горы окружают армян с детства. И тем не менее «Гора» у Анатолия не просто этюд, это картина, наполненная глубоким содержанием. Глядя на нее, ощущаешь древность земли. Гора на его картине словно одушевленное существо — свидетель и соучастник жизни людей. Художник передает каким-то особым загадочным приемом древность страны легендарной культуры, на гору которой — Арарат, по преданию, высадился Ной.

И тем не менее Григорян современный художник. Таинственный даже в бытовых сценах. Вот вернулся из армии солдат, мы не видим его, только висит на стуле шинель, но просветленно лицо матери, удивленно — сестры и радостно — брата-подростка, вскинувшего над головой красного петуха. Петух — частый персонаж на картинах Анатолия. И это не просто деталь сельского быта. Петух на его картинах — полноправный представитель Земли, так же давно населяющий ее, как и сам человек.

Анатолий удивительно выстраивает картину не только композиционно, но и драматургически. Это, думается, не случайно, ведь он учился на факультете живописи в Ереванском театральном институте. Театр, видимо, заразил его магией драматургии.

Судьба Анатолия сложилась более счастливо, чем судьба Георгия Григоряна. Работы его уже признаны, уже хранятся в галереях страны, в том числе и Третьяковской. Они много экспонировались и за рубежом, хотя художник еще молод.

Не все работы Анатолия Григоряна равноценны, художник пробует себя в разной исполнительской манере. Но лучшие его картины вызывают у зрителя чувство родства, чувство сопричастности человека к многоликому проявлению жизни на земле. Человека, такого маленького в масштабе с Великой природой и такого могучего, каким он становится в проявлении высокого духа.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.