Белое пятно

Юрка высматривал по берегам место, где бы мог сесть вертолет, и не находил – склоны вдоль реки были или слишком круты, или завалены древесным гнильем и камнем. Он не успел решить для себя эту задачу, как вертолет резко пошел вниз и через минуту уже сидел на галечном, ровном, словно стол, острове, между двумя шумными речными рукавами.

Охотники споро побросали вниз оставшийся нехитрый скарб и выскочили сами. Отец молча положил руку на Юркино плечо и пригнул к вещам. Так и пролежали, пока вертолет не взлетел, – тот поднял над островком такой ветер, что один тяжелый рюкзак, который они не успели прижать своими телами, покатился по гальке...

Вертолет исчез в небе, будто столб гула вдруг растворился в высоте.

Они встали на ноги и осмотрелись.

Время шло к полудню. Ярко сияло осеннее солнце. Грело оно не как летом, но его неясное тепло было дороже. Однако стоило от него отвернуться, как холодный ветер с гор по-зимнему обжигал кожу на щеках.

Отец тут же принялся распаковывать рюкзак. Юрка подумал, что пора снаряжать лодки, и взялся за свою, но отец остановил.

– Давай-ка, сын, чайку погоняем... Доставай харч...

Пока Юрка доставал -из рюкзака хлеб, сало, сахар, отец сделал круг вдоль берега, и вскоре охапка плавника уже горела живым огоньком. Юрка вброд пересек левый, узкий рукав и притащил из прибрежного леска березовый сухостой. Здесь, в горах, первый прозрачный снежок уже лег на промерзшую землю, березовые чурки были сухие и горели весело, совсем без дыма. Лысые, покатые вершины гор четко проступали на фоне голубого неба, изредка прорезаемого летящими вслед за водой густовелыми облаками.

– Батя, почему облака так быстро бегут, ведь ветра нет? – спросил Юрка, отхлебывая из эмалированной кружки круто заваренный -чай и закусывая большим куском черного хлеба с салом.

– Облака к нам стали ближе, вот и кажутся быстрыми... Ведь мы на тысячу метров забрались наверх.

Отец пил чай не спеша, а Юрка успел уже проглотить еду и вновь принялся накачивать свою лодку. Отец, поглядывая на него с усмешкой; продолжал чаевничать, потом, не торопясь, убрал харч, сполоснул чайник и кружки, разбросал костерок и только потом принялся за свою лодку. Закончили они одновременно, и Юрка с удивлением обнаружил, что отец, не торопясь, успевает сделать втрое-вчетверо больше, чем делает он, да и то не так капитально. Эта неспешная манера отца, знакомая ему по домашним хлопотам, была особенно поразительной тут, когда они остались один на один с рекой и с тем зверьем, которое должны повстречать при спуске на лодках к зимовью.

Обе лайки – Соболь, черно-белый, нервный, не сидящий на месте ни секунды молодой кобель, и рыжая, мягкая, почти сонливая, но цепкая в работе Лада – сразу же после высадки на радостях махнули в тайгу и появились как раз в ту минуту, когда Юрка с отцом оттащили надувные лодки к маленькой бухточке, готовясь в путь. Это Юрка предложил грузиться в заводи. Отец ответил было, что это «баловство», но потом вспомнил, что сын впервые спускается по горной реке, и сам одним махом отнес к бухточке оба тяжелых рюкзака и ружья.

— Собак по какому берегу пустим, батя? – небрежно спросил Юрка, загоняя в стволы патроны: пулю – на случай встречи с медведем – в левый; и «нулевку» – по птице, которую надо было взять на обед, – в правый.

— А без разницы это, – ответил отец. – Собаки сами разберутся. Увидишь: как крутобережьем их прихватит или протокой – на другой берег сами махнут...

В лодки, подтянутые на мелководье, уложили под ноги рюкзаки, под себя – резиновые подушки, за спину – палатки и спальники... Оставалось только взять на колени ружья, весла в руки, и айда. Заводь стояла тихая, но в двух метрах у выхода на открытую реку сразу поднимался, кипел бурун и головокружительно неслась, била под дальнюю скалу такая чистая, будто и не было ее вовсе и они собирались скатываться по каменистой тропе, вода.

Отец не напоминал о технике сплава. Он рассказывал об этом только дома и считал теперь, что для настоящего охотника нет нужды повторять необходимое дважды. Юрка действительно помнил все наставления отца: и как надо входить в бурун, и как осаживать лодку телом, чтобы она не плюхалась с белопенника на белопенник и не захлестывалась волной, и как работать веслами, чтобы лодку не поставило поперек или не посадило на валун, за которым зияет яма – водоворот.

– Задницей камни считать – не это беда, – смеялся отец. – Когда вода под тобой хлюпать начнет – вот беда. От холода долго в мокрых портках не просидишь. За этим смотри...

Именно эту ошибку сразу лее чуть не сделал Юрка – оттянул лодку на глубину, где бы она и под ним уже держалась на плаву, и только хотел занести ногу, как отец окликнул:

– Садиться с камня надо... С сапог в лодку натечет – мокрый будешь... Пришлось вернуться к берегу и протереть сапоги жухлой травой. Юрка с завистью посмотрел вслед отцовской лодке – тот, усевшись, попрыгал в ней по-лягушачьи, и лодка, сойдя с мелководья, вылетела на стремнину и понеслась к скале так быстро, что у Юрки, который должен был пройти тот же путь, замерло сердце.

Первый перекат Юрка пролетел лихо. Выскочив на быстрый и плавный разлив, несший лодку словно под мотором, увидел отца, подчалившего к берегу. Отец кивнул ему с одобрением. Так дальше они пошли рядом, бросая весла на плесах, активно работая на стремнине,- обходя горбившиеся над водой буро-рыжие валуны…