Калач сбавил скорость, вертолет тяжело полез наверх. Санек нажал кнопку переговорника и сказал:
— Товарищ командир, я буду драться! Так просто это не кончится!
Ему никто не ответил. Николай Федорович — единственный, кого мог видеть Санек, — даже не повернулся.
— Вижу землю, — медленно, с растяжкой произнес Николай Федорович.
— Вижу, — вздохнул Калач.
Внизу, в десяти метрах, словно на дне вырытой в тумане зыбкой ямы, была земля, болотце, поросшее ягелем, засеянное серыми камнями. Вертолет, немного приподняв нос, стал медленно садиться. По малюсеньким лужам болотца пошла рябь, там загудели невозможные шторма, наконец, вся вода была просто выплеснута из своих гнездышек. Шасси вертолета коснулись почвы, но не ушли в нее сразу.
Калач всегда аккуратно ставил баллоны шасси на поверхность, а уж потом начинал потихонечку-полегонечку убирать нагрузку с винта, потому что если сразу плюхнешься всем весом, то льдина может опрокинуться или трещина пойдет под колесом, а то и в снег уйдешь по дверцу...
— Остров Ли Смитта, высота четыре метра над уровнем Мирового океана, — весело сказал Николай Федорович и снял шлем. Калач включил движок, и винт свирепо рвал воздух, над головой со свистом проходили его обросшие льдом лопасти. Бомбовоз открыл дверцу, в кабину сразу потянуло сырым холодом. На «улице», оказывается, было довольно светло, но туман лежал над пространствами океана на высоте десяти метров. Вершины невысоких айсбергов скрывались в белесой мгле. Николай Федорович прошел мимо Санька. Спустился и Лева Яновер в своем золотом шлеме. Калач вылез по внешней лесенке. Только Бомбовоз все крутился в кабине, пошел было вниз, но вернулся и сказал Саньку почти на ухо:
— Ведь скажут на меня. Понимаешь? — Он воровато оглянулся. — Скажут-то на меня.
— Так ты ж вообще при этом не был. Кто на тебя скажет? — спросил Санек.
— Скажут, скажут, — сказал уверенно Бомбовоз. — Такой толстый, самый здоровый, значит, и пьет больше всех. Скажут, будь уверен. А я, между прочим, эпилептик. Ты не смотри, что я такой толстый и здоровый. А на самом деле эпилептик. И бываю еще немножечко Паньковским.
— Кем-кем? — по темноте своей спросил Санек.
— Паньковским, — таинственно сказал Бомбовоз, нагнувшись к самому уху радиста, — знаешь такого поэта?
Санек, ни секунды не раздумывая, отрицательно покачал головой.
— Я вот тоже раньше не знал, пока в Сандунах с ним не познакомился в очереди. «Я плевал на белый мрамор» — это он написал. И вот во мне такая же возвышенность иной раз просыпается. А ты пьешь да пьешь! — неожиданно зло закончил Бомбовоз. Санек отодвинулся.
— Да кто про тебя говорит?
— Ты, — твердо сказал Бомбовоз. — Я по глазам вижу!
Он вдруг стремительно поверил в эту мысль и уселся перед Саньком на складном брезентовом стульчике, уставив руки в боки. Приготовился качать права, но не судьба вышла.
— Юзик! — позвал Калач.
— Я здесь, товарищ, командир! — крикнул Бомбовоз и прыгнул прямо через ступеньку, погрузившись в болото до середины сапог.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Клуб «Музыка с тобой»