Андрейка

Далеко - далеко во ржи тонули телеграфные столбы, а справа, за высохшим болотом, стоял ельник. Оттуда жарко, как из печи, тянуло запахом смолы и гари.

Рожь шелестела. Выплёскиваясь на край, колосьями она ласково трогала Андрейку то за рукав белой рубахи, то за плечо.

Он прислонил к берёзке велосипед, достал из ранце газету, развернул её перед полем.

- Вот они! - крикнул он, вглядываясь я портреты.

Первым в ряду был Тихон Петрович. Сощурив глаза, он, улыбаясь, глядел на волнующуюся рожь.

Андрейка долго любовался на него.

- И на фронте сражался и сейчас по всей области самый первый председатель... Эх, скорей бы мне вырасти!

В лесу вдруг что - то блеснуло... Что это?..

Андрейка бросил ранец и побежал к лесу. Когда - то здесь было болото. Но в засуху воду отсюда спустили в поле. Осока, мхи постепенно засохли, а ельник, корни которого гнили в сырости, теперь разросся, и стаи молоденьких ёлочек по сухой клочкастой траве прежнего болота подбирались к самой ржи. Отсюда сквозь ельник была видна дорога. За ней разливались луга, а дальше, в дымке, темнел густой лес.

В ельнике начинался пожар. Огонь метался в сухой траве. Кое - где уже трещали груды валежника. Андрейка видел, как загорелась молодая ёлочка. Она сперва окуталась дымом, и долго не было видно её. Потом в дыму часто заблистало пламя, и она вспыхнула среди зелёных веток своих подруг.

«Сгорит весь лесок. Народ надо звать», - подумал Андрейка и побежал было к велосипеду, но огонь, шедший низом, по траве, вырвался к его ногам.

Андрейка остановился. За спиною его была рожь. Огонь в несколько минут мог добраться и зажечь её, как ворох соломы.

Он бросился ногами топтать горящую траву. Поднялся дым. Ветер понёс его на ельник. Там все трещало. Пламя неистово билось в молодых, зелёных ветках.

Огонь стороной обошёл Андрейку, переметнулся на ёлочки и кинулся по их макушкам ко ржи.

Андрейка забежал вперёд и стал ломать эти маленькие, по колено, ёлочки. Они крепко сидели в земле. Он наматывал их на руку, тянул что есть силы. Корни лопались, и Андрейка падал на спину. Быстро вставал и снова бросался на них. Но огонь опередил его. Тогда Андрейка разорвал от ворота и до подола батистовую свою рубаху, скинул её с тела и, намотав на руки, налетел на брызжущие пламенем ёлочки. Он наваливался на них, пригибал к земле, душил грудью, откручивал ствол от корня, а потом поднимал над головой и отшвыривал на пепелище. Огонь приблизился ко ржи. Андрейка остановил его ногой и, чтоб огонь уже никогда не грозил здесь, разбил на его пути несколько пластов земли, оставшихся после пахоты: ни борона, ни сеялка не тронули их. Они лежали, как валуны, тяжёлые и крепкие от солнца.

Андрейка поднимал их и разбивал перед полем. Он спешил: нужно было отгородить от огня хотя бы часть поля до того, как приблизится пожар. Стоя на коленях, он отворачивал пласты, осторожно поднимал на грудь, пробегал с пластом несколько шагов и с силой бросал его в траву.

Вдоль поля уже шагов на десять протянулся вал земли, неприступный для огня.

Пожар всё приближался и приближался. Ветер, который дул навстречу огню, разжигал даже корни, и искры мигали над пепелищем.

- Всё, - сказал Андрейка.

Бросив пласт, он побежал к краю, где метался огонь. Теперь надо было удержать и загасить его на том узком перешейке, который протянулся от вала до стёжки.