Эх, губы, губы!... Собственно не в губах была тут суть сложной цепи печальных событии, разыгравшихся в тихом степном уголке железнодорожного поселка, - а в губной помаде фирмы Тэжэ. Поистине поразительно жить на свете, наблюдая столь необычайные явления! А с другой стороны и необычайного нет ничего. Как тысячи, как сотни тысяч, как миллионы женщин наших дней Ирма Захаровна Майская легко и тонко подкрашивала свои губы... Но лучше рассказать историю сначала, а не с конца.

И синем мареве бескрайних степей стояла серая железнодорожная станция. Тут же у полотна приютился маленький поселок, где жили служащие и рабочие станции. К домам железнодорожников пристроился десяток хат переселенцев откуда-то с севера. Они здесь сеяли хлеб и разводили скот. Образовалось маленькое селение, которое почему-то не прогрессировало, не росло, жило налаженной, однообразной жизнью степи. Плохо ли, хорошо ли жило - не знаю. Известен мне одни уголок этого селения - клуб, устроенный в углу огромного, всегда пустовавшего пакгауза, клуб «Красный Октябрь». Здесь забывало молодое поколение скуку степной одинокой жизни. Изобретательностью предприимчивого комсомольского секретаря т. Куроедова жил и процветал клуб «Красный Октябрь». Когда в степи шел унылый дождь, и ветер плакал на телеграфных проводах, в клубе было тепло, ласково пылали три «молнии», Аннушка Вадимова пела веселые куплеты, репетируя будущее свое сатиристическое выступление на грандиозном вечере с докладом о международном положении. Сатиристические стихи сочинял мрачный машинист Зудков. Он же написал знаменитую нашумевшую в поселке пьесу «Затмение луны», в которой к комических положениях изображались все, более или менее достопримечательные люди поселка...

Секретарь Куроедов был неутомим. Вся деятельность ячейки как внутренняя, так и внешняя была сосредоточена в клубе. Учеба и «гранит науки» незаметно переходили в легкий и свободный отдых, развлечения также незаметно сменялись делами серьезными. Жили комсомольцы, жил клуб «Красный Октябрь» налаженной, не очень сложной, обыкновенной жизнью. Просто было. Просто и дружно. Ну, если молодое поколение и имело сведения, что комсомолец Антошка воздыхательствовал по адресу Аннушки и покупал ей яблоки-антоновку в буфете на станции, то... что ж? Пусть. Драм на горизонте не предвиделось.

Но, как говорит Кузьма Прутков, «время подобно искусному управителю, непрестанно производящему новые таланты». И вообще, по словам того же мудреца, никто не обнимет необъятного. Вчера еще Аннушка Вадимова пела сатиристические куплеты и сияла восторгом под овации зрителей, вчера еще комсомольцы читали политграмоту и записывались в очередь в своей клубной библиотечке на «Цемент» Гладкова, вчера еще... словом, что было вчера это осталось вчера. Это «вчера» отрезала и оставила в истории Ирма Захаровна Майская. Все произошло незаметно, медленно, в скрытом процессе. Однажды вечером к клубе «Красный Октябрь» появилась неизвестная молодая девушка с накрашенными губами. Последнее обстоятельство было сразу замечено всеми присутствующими в клубе - губы подкрашены.

Девушки поселка, примыкавшие к клубу, губ не красили. Не было такого обычая. Пудрой «Лебедь» еще брокаровского происхождения они иногда злоупотребляли не зная всех тонкостей, правильной организации этого дела. Но губ не красили. И поэтому девушка с яркой поддельной пунцовостью губ обратила на себя всеобщее внимание. Немедленно в тот же вечер узнали, что эта неизвестная-племянница начальника дистанции, что жила в большом городе на Волге и приехала «погостить». Ирма - это для фасона, а Майская тоже для фасона. Зовут ее по-простому Ирина Коровина, потому что у дяди ее, начальника дистанции, фамилия Коровин.

В первый вечер Ирма Майская - будем ее называть так ни с кем не знакомилась. Она осмотрела стены клуба, где были наклеены всяческие плакаты, почитала стенгазету, поулыбалась и ушла.

- Выдра! - сердито сказала ей вслед Аннушка Вадимова и больше ничего не сказала, а лишь молчаливо уставилась на тупые носки своих старомодных туфелек. Вдруг ушла, никому не сказав ни слова.

Но Ирма Майская оказалась очень общительной и симпатичной девушкой, отнюдь не «выдрой», как это заключила по первому впечатлению Аннушка. Она стала приходить каждый вечер в клуб, стала режиссером драмкружка, танцевала на первом же вечере испанский танец и пела «Шахту № 3». Ее полюбили в переносном и прямом смысле некоторые молодые ребята. И сразу забыли, что у нее крашеные губы. Даже Аннушка говорила секретарю:

- Какие мы мещане! Какое тебе дело, что она следит за своим лицом. Какой ты отсталый! Ах...

И вздыхала, чуть опуская ресницы так же, как умела это делать Ирма Майская.

Шли дни, как пишут в романах. И в днях незаметно завязался роман у Ирмы Майской сразу с двумя «молодыми людьми». Т. е. не у нее, а у них. Они сразу вдвоем до смерти влюбились в «товарища Майскую». Она сумела ходить на свиданье в один вечер к двум. С одним встречалась до клуба, где-то за семафором, с другим после клуба в станционном саду. Первый это знал и ужасно терзался. В момент наивысших мучений он напился и пошел ночью в сад изничтожать соперника. Произошла драка с перочинными ножами. Соперники исцарапали друг другу физиономии и кто-то из них был серьезно ранен в пах.

Товарищ Ирма на другой день сама рассказала комсомольской ячейке эту историю. И вышла так, что она - хорошая, благородная веселая девушка, а ее поклонники некультурные и притом очень глупые мальчишки. Комсомольцы хохотали и снова просили товарища Ирму повторить сначала сцену драки. Как-то само забилось, что еще недавно эти два парня ПЫЛИ выдержанными И совсем не глупыми комсомольцами. Но многое забылось как-то само собой. У Аннушки стали алее и гораздо красивее губы. Аннушка уже не хлопала по плечу ребят и не хохотала, как прежде, просто, заливчато. Она научилась особенно медленно поводить глазами. Ее нужно было упрашивать выступить на вечере. Она часто повторяла своим прежним закадычным друзьям:

- Ах, какие вы неинтересные... Политграмота и прочие часы учебы стали скучноватыми. Почему? Почему Степка Мотгунов, кочегаров сын, вдруг однажды выпалил:

- А я учу для карьеры.

Откуда это пошло? Кажется, в интимных беседах Ирма Майская высказала свои какие-то соображения на этот счет.

Вдруг выяснилось, что маленькую, всегда застенчивую шестнадцатилетнюю Марусю нома избили родители и увезли в волость к бабе делать аборт. Как? Кто? Узнали - комсомолец Антошка. Он рассказал на бюро ячейки, что хотел отомстить Аннушке, которая его «отвергла». И после этого события клуб стал пустеть. Уже с опаской пускали родители туда своих дочерей. В ячейке совсем не клеились дела. Простая искренность и дружба уступили место новому духу самомнения, хитрости, сплетням. Организовалась против вождя Куроедова оппозиционная группа.

- Мы не стадо. Мы сами не хуже его понимаем.

Ирма Майская что-то говорила комсомольцам насчет «стада». Так между прочим, без личной цели говорила, что думала. Дух ее, - идеологию, ее «идеологию накрашенных губ» во всем видел секретарь Куроедов. Все распадалось, все рушилось под действием этой идеологии. Уже не три «молнии», а одну зажигали по вечерам в «Красном Октябре», потому что не нужно было зажигать яркий свет. Часто один секретарь Куроедов сидел на сцене и что-то читал, может думал...

И был вечер танцев. Только такие вечера привлекали молодежь в клуб. На этом вечере в костюме цыганки танцевала Ирма Майская. Танцевали изумительно. У нее в этот вечер были томные подведенные глаза и ярко горели карминовые губы. Она кружилась с бубном и посылала мужчинам длинные обещающие взгляды. И в самый разгар головокружительного танца в клуб вбежала бледная простоволосая женщина. Она выскочила на середину с безумным криком:

- Проститутка!

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.