В палатке сыро. На улице моросит дождь. Днем мы работали, а теперь развесили над печуркой свои робы и портянки и пьем чай. Лешка накинул шинель прямо на голое тело, я поверх чистой рубашки надел зимнее пальто, а Костя сидит в пижаме.

Вместе с нами пьет чай Александр Петрович Викулов, директор совхоза.

Хотя директор и раньше к нам заглядывал, чай с нами он пьет впервые. Мы прекрасно знаем, почему он к нам пришел, и он знает, что мы это понимаем, но никто не заговаривает о том, что произошло. Всем неловко.

Я в душе проклинаю дождь, который не позволяет выйти на улицу и идти в степь. Идти, идти, двигать ногами, только бы подавить тяжелые, нехорошие мысли!

Палатка кажется необычно просторной. Одеяло, которое долго отгораживало ее угол, сейчас снято. На узком и высоком ящике, покрытом газетой, Одиноко стоят зеркало и Лешкин бритвенный прибор.

О том, что произошло, лучше не думать, но не думать об этом невозможно.

Сегодня от Кости уехала жена.

Раньше мы жили в палатке вчетвером. Глядя на молодоженов, мы с Лешкой втайне завидовали Косте и жалели, что не успели жениться до отъезда на целину. Нам было приятно, что в нашей палатке хозяйничает милая женщина с прекрасными и печальными серыми глазами. Иногда она чем - то напоминала нам тургеневских девушек, иногда мы видели в ней пушкинскую Татьяну, иногда нам казалось, что в палатке сидит Анна Каренина.

Короче, мы с Лешкой были немного влюблены в Костину жену и, может быть, именно поэтому не могли влюбиться в девчат, которые приехали на Алтай вместе с нами. Кого из них мы ни сравнивали с Любой, все были хуже. Одна - не такая красивая, другая - не такая умная, третья - не такая женственная.

Люба уезжала на Алтай неохотно. Она очутилась здесь только потому, что сюда поехал Костя. Но это ничуть не роняло ее в наших глазах. Даже наоборот, нам казалось романтичным, что ради Кости она уехала от обеспеченных родителей, от удобной московской квартиры.

Мы с Лешкой видели, что она переживает, когда Косте, инженеру с дипломом, приходится вместе с нами перетаскивать на своих плечах станки для ремонтной мастерской, копать ямы под фундаменты, возить в тачках бетон. Но мы ни разу не слыхали, чтобы она упрекнула Костю за это, или за нашу тесную и дымную палатку, или за то, что ей, учительнице, приходится замерзшими пальцами выстукивать на машинке директорские бумажки в область и в Москву.

Мы ни разу не слыхали, чтобы Люба с Костей ссорились. Лишь в те дни, когда она получала из Москвы толстые заказные письма от матери, Костя ходил хмурый и много курил.

Однажды, когда в палатке никого не было, я заглянул в забытый на ящике листок. Мать писала Любе, что она молода, красива и хорошо воспитана. Поэтому ей нет никакой необходимости из - за Костиных фантазий хоронить себя в Сибири и становиться колхозницей.

Больше я прочитать не успел: возле палатки раздались шаги.

Когда вечером я рассказал об этом Лешке, он крепко выругал меня, напомнил, что чужие письма читать неприлично, и заявил убежденно:

- Чхать на это! Нашу Любу никто не своротит!

Мы были настолько уверены в ней, что, когда нам с Лешкой самим становилось невмоготу и появлялось подленькое желание плюнуть на все и удрать домой, кто - нибудь из нас обязательно произносил:

- А как же Люба?

И все сразу становилось на свое место. Если это может вынести Люба, то что же говорить о нас!

Живя в одной палатке с Костей, мы из - за Любы иногда почти не замечали его. И поэтому мы часто удивлялись, когда слышали разговоры ребят о чудесном парне, с которым нам якобы посчастливилось жить вместе. Лешка даже не всегда понимал, что речь идет о Косте. Когда Костю избрали секретарем комсомольской организации, мы тоже не увидели в этом ничего особенного - секретарь так секретарь. Хорошо, что наш сосед: взносы платить удобнее.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.