Лет семь назад я приехал на районную комсомольскую конференцию в маленький латвийский городок Лудзу. Свободных мест в гостинице не оказалось; одну ночь я переспал на райкомовском диване, а затем меня пригласил к себе один из местных старожилов, работник трудовых резервов. В доме у него я увидел странный предмет - небольшой чугунный патрон. Он стоял в глубине старого серванта, в окружении простеньких фарфоровых безделушек.

- Это память об одном нашем ученике, пареньке с золотыми руками и светлой головой, - пояснил мне хозяин дома. - Он был «чангал»... Теперь такого слова в лексиконе нет, но в буржуазной Латвии оно произносилось так же, как в Америке произносят слово «негр». Так называли батраков, выходцев из Латталии. Эти люди получали за труд гроши, а выполняли самую что ни на есть тяжелую работу... Мальчик с матерью - батрачкой жил в усадьбе немецкого барона - жестокого и сумасбродного человека. Целые дни с утра до позднего вечера паренек проводил в мастерской, где ремонтировались разные сельскохозяйственные машины. Ну, а когда Советская власть вымела из Латвии всех баронов, паренек приехал в Лудзу и поступил в ремесленное училище. Вскоре началась война, снова пришли немцы, и новая дирекция запретила учиться «чангалу». Я устроил паренька у дальней родственницы и разрешал ему ходить в мастерские, когда там никого не было. Однажды он принес ключи от мастерской и попросил меня спрятать вот эту чугунную штуку до следующего дня. А ночью была облава, мальчишку вместе с другими подростками угнали в Германию. Больше я его не видел. Что он хотел смастерить из чугунного патрона, не знаю...

Недавно по заданию редакции я приехал в Ригу, чтобы написать очерк о новаторе производства. В те дни со страниц латвийских газет не сходило имя рабочего завода «Компрессор» Альфреда Клявы. «Патриотический почин! Токарь Альфред Клява составил личный план борьбы за семилетку», «Токарь Альфред Клява выразил наши думы...», - писали газеты.

Я отправился на «Компрессор».

Даниил Дмитриевич Мартюшев, секретарь парткома завода, сказал, что мне повезло: Клява только вчера возвратился из поездки в Эстонию. Правда, он без особого энтузиазма согласился проводить меня в цех, где работал новатор, жалуясь на то, что Кляву стали слишком уж часто отрывать от дела.

Я с искренним восхищением наблюдал, как работает знатный токарь. В движениях его, точных, быстрых, не чувствовалось торопливости. Готовые детали, лежавшие на столике справа, казалось, были сняты не с токарного, а со шлифовального станка.

Мы договорились встретиться у Клявы дома.

- После девяти вечера, - сказал он и пояснил: - Раньше не получится.

В цехе я узнал, что на заводе Клява работает с 1950 года, пришел сюда после демобилизации из армии. Узнал я также, что в трудовую книжку токаря вписано около тридцати благодарностей и поощрений, что за активное участие во внедрении скоростного резания имя Альфреда Клявы занесено в заводскую Книгу почета.

Вчитываясь в список поощрений, наград, нетрудно было увидеть, что все они тесно связаны с задачами, которые решала наша промышленность за последние годы. Да, молодой латышский рабочий ни на минуту не покидал первых рядов бойцов за коммунизм.

5 февраля закончил свою работу XXI съезд Коммунистической партии, утвердивший программу развернутого строительства коммунистического общества. А 10 февраля у станка, где работает Клява, появилось обязательство: «Хорошо продумав свое участие во всенародном соревновании за быстрейшее выполнение семилетки, я решил составить личный план на этот период времени. Вот что мною намечено: выполнить семилетнее производственное задание за четыре с половиной года».

- За четыре с половиной года! Это по скольку же процентов выходит в смену? - прикидывали рабочие.

У одних выходило по двести, у других - по сто шестьдесят. Нашлись и такие, которые вообще не верили в расчеты на семь лет вперед.

Цеховой комитет профсоюза решил обсудить обязательство Клявы на общем собрании.

Мне рассказывали, что такого бурного собрания не было в истории завода. Началось оно, как обычно, в красном уголке, с президиумом, с протоколом, а закончилось, по словам председателя цехкома, «неизвестно где и как...» Дело в том, что вопреки установленным правилам, поломав регламент, рабочие направились из красного уголка а цех, к станку токаря - новатора.

- Вот, - начал доказывать Клява. - У кого есть секундомер, может проверить. - Он включил станок и снял первую стружку. - Засекайте время. Я останавливаю мотор и проверяю размеры: надо снять еще на миллиметр... Сколько ушло на замер?

- Сорок секунд, - сообщил плановик цеха.

- Ну вот. А сейчас давайте считать. Я делаю сорок пять цилиндров в смену. Каждую деталь замеряю дважды. Значит, сорок пять на два - это девяносто. Девяносто замеров по сорок секунд - это час. А в год примерно триста часов. Вот то время, которое я сэкономлю благодаря установке индикаторов. За триста часов можно выпустить еще две тысячи деталей.

- Абсолютно точно! - восхищенно подтвердил плановик.

... В десять вечера я пришел к Кляве. Он пригласил меня в небольшую комнату, и первое, что бросилось мне в глаза, когда, присев на диван, я огляделся, был чугунный патрон. Он стоял на полочке, стиснутый томиками книг, и мне даже в голову не пришло, что в мире мог существовать еще один патрон, кроме того, который я видел у лудзинского старожила...

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.