Спрашивать человека, как он стал физиком или поэтом, неразумно. Никто не даст исчерпывающего ответа. Либо будет отшучиваться: «Повезло», — либо смущенно бормотать: «Не знаю, так получилось».
Послушать Галеева — выяснится, что ему просто случайно повезло в жизни. И, говоря его словами, «везло всю дорогу».
«Везение» началось с того, что однажды лучший ученик 11-й уфимской школы, секретарь комсомольской организации Алик Галеев... не решил задачи по стереометрии. Все решили, а он нет. Алик и сам удивился, когда учитель Иван Трофимович Колосков поставил ему за это отличную отметку и еще похвалил. Оказывается, как вспоминал потом Иван Трофимович, эта задача из-за опечатки в учебнике просто не имеет решения. «Получиться» она не может.
Галеев участвовал во всех математических олимпиадах, и ему почему-то всегда везло. «Повезло» и во время экзаменов на аттестат зрелости: школу окончил с золотой медалью.
Тогда Алик увлекался математикой и радиотехникой. Документы подал на радиотехнический факультет Московского энергетического института. И тут опять «везение». На собеседовании его спросили, почему он хочет учиться именно в этом институте. А как раз недавно он сам собрал для своих домашних телевизор. Это было нелегко. Однако Алик работал с удовольствием. Нравилось. Он честно рассказал об этом членам комиссии. Ему предложили начертить схему собственной сборки, что, естественно, он выполнил и был зачислен в институт.
Начал учиться — опять счастливая случайность. На его курсе преподавал теоретическую физику профессор Сагдеев. Очень молодой профессор — было тогда ему двадцать восемь лет — Роальд Сагдеев сразу выделил башкирского паренька. («Ясно было, станет не инженером, а физиком», — рассказывал мне Роальд Зиннурович.)
— Почему вы стали заниматься физикой плазмы? — спрашиваю я Алика.
— Так получилось исторически. Плазмой занимался Сагдеев.
— Почему вы оставили Москву? Оставили институт, где успешно учились, и перебрались в Новосибирск?
— Сюда уехал Сагдеев.
В Институте ядерной физики Галеева встретил директор, академик Будкер. Андрей Михайлович беседовал с каждым, кто поступал на работу в его институт: будь то известный ученый или студент, только мечтающий о физике.
Большой кабинет. Стол. Коричневая доска. Синим мелком написаны какие-то формулы, расчеты, схемы узлов установки. На полке странный прибор: на чугунном постаменте две бутылки, слитые донышками. Написано: выдержка — 13 лет. Стоимость — 5 тысяч рублей. И на медной дощечке слова: «Не всякую пробку открыв, так напьешься». Тогда еще Галеев не знал, что вскоре займется именно этими «бутылками»: движением плазмы в пробкотроне, ловушке Будкера.
Андрей Михайлович спросил Алика о родных, о планах на будущее. Потом оба с явным удовольствием перешли на науку. Будкер советовал серьезно подумать, стоит ли продолжать стремиться в теоретики, может, лучше заняться экспериментом. Галеев вежливо слушал директора. Сам он к тому времени уже выбрал путь, твердо и бесповоротно.
И вдруг Будкер отчетливо увидел перед собой не Алика, а другого паренька. Такого же молодого, такого же хрупкого. И они показались Андрею Михайловичу удивительно похожими. Хотя этот — башкир, а тот, другой, — татарин. У этого волосы черные, а у того — чуть рыжеватые. Тот, другой, тоже был студентом, когда пришел на практику в лабораторию Будкера еще в Институте атомной энергии в Москве. И было у него тогда на лице точно такое же выражение — вежливого внимания и внутреннего упорства. Его звали Роальд Сагдеев.
Когда Алик ушел, Андрей Михайлович подумал: как быстро летит время... А Галеев шел в общежитие. Шел по молодому городку Мысли, мимо зданий академических институтов, мимо домов в лесах, мимо нового университета, где он теперь будет учиться. Да, именно так: работать научным сотрудником в Институте ядерной физики и учиться на четвертом курсе Новосибирского университета. И думал, как ему опять удивительно повезло в жизни.
С Аликом Галеевым я познакомилась вскоре после его приезда в Сибирь, зимой 1963 года. Я его увидела в Институте ядерной физики за круглым столом ученого совета.
«В рыцари посвящали в тридцать три года, — любит шутить академик Будкер. — В нашем совете многие не достигли рыцарского возраста». Рядом с тридцатилетним Роальдом Сагдеевым сидел черноволосый паренек. Уж ему-то до рыцарского возраста было совсем далеко — лет десять — двенадцать.
— Кто это?
— Алик Галеев, секретарь комитета комсомола института, — сказала мне секретарь директора и прибавила: — Чемпион Новосибирской области по самбо.
Журналисту этого вполне достаточно, чтобы заинтересоваться Галеевым. Однако... Стоило мне начать разговаривать с Галеевым, как Сагдеев отсылал его в университет заниматься. Когда я была в университете, у Алика находились срочные дела на работе. Впрочем, Алик был действительно очень занят. Он писал диплом по электродинамике. В лаборатории ушел с головой в совсем новую для него работу, связанную со сложными расчетами поведения плазмы — этой полной неожиданностей и капризов субстанции материи, о которой физики тогда еще очень мало знали. А дела секретаря огромной комсомольской организации института (большинство сотрудников были как раз комсомольского возраста) отнимали все свободное от учебы и работы время.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.