Разговор со старшим другом

Э Черепахова| опубликовано в номере №984, май 1968
  • В закладки
  • Вставить в блог

Василия Дмитриевича Дрокина — лауреата Государственной премии, Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета УССР двух созывов, делегата XIX и XX партийных съездов — мы представляем нашему читателю не впервые. Рассказывая о молодой рабочей смене турбинного завода в Харькове, мы приводили беседы известного токаря с его учениками, рассказывали о принципах его работы. Искусство этого рабочего — а искусство как определение его работы здесь вполне уместно — необычайно. Он может показать удивительный класс работы: точить детали весом от грамма до ста тонн (сто тонн, кстати, — это вес ротора турбины). Но даже имея «золотые руки», можно остаться всего лишь искусным ремесленником. Мастером человека делает отношение к работе.

Диплом лауреата Государственной премии — документ за номером 7386 — в скупых официальных словах объясняет, что токарь Дрокин В. Д. удостоен столь высокой награды «за коренное усовершенствование процессов обработки деталей машин, обеспечивающих значительное повышение производительности труда».

Дрокин, безусловно, принадлежит к интеллигентным рабочим, а понятие «интеллигентный» далеко не всегда то же, что «дипломированный». Скорей от образования и широты убеждений, их глубины, благородства зависит это человеческое качество. Внешне он также воплощает тип современного рабочего, который не столько «вкалывает», сколько творит у станка. Вот почему, должно быть, когда, находясь в одной заграничной поездке, Василий Дмитриевич приехал в гости на завод к зарубежным коллегам — рабочим, нашлись недоверчивые люди, которые не поверили, что перед ними — токарь.

Василий Дмитриевич, большой, неторопливый, встал к станку, осмотрел его и попросил дать ему время на переналадку: не привык он на малых скоростях точить. И пока станок переналаживал, а зарубежный коллега, работающий обычно на этом станке, помогал, в прежде враждебно настроенном кругу возникли новые контакты — взаимное понимание и уважение. Ну, а потом, когда Дрокин показал, «как у нас умеют», загремели на весь завод аплодисменты. Поработал для международной солидарности рабочих — убедил... Поразило всех не только умение управлять станком, виртуозность, но и хозяйское, свободное обращение с техникой, инженерный подход. Василий Дмитриевич встал сорок с лишним лет назад на место своего отца. Сейчас вернулся, отслужив в армии, его сын Виктор, пошел в подручные токаря на том же турбинном. Прямая линия потомственности. Она говорит о многом...

Итак, интервью с В. Д. Дрокиным

ВОПРОС. Василий Дмитриевич, как вы выбирали себе профессию, как сумели с такой точностью еще в юности определить, найти точное призвание?

ОТВЕТ. Я думаю так. Интерес к определенному делу у человека складывается под влиянием обстановки: где, в какой семье живет, чем таи люди заняты, кто знакомые, друзья, о чем говорят, чем интересуются, каков уровень этого круга и так далее. А я родился в самом рабочем месте Харькова — на Плехановском въезде. У меня и отец, и дядька, я все родственники — рабочие. Отец отменным кузнецом был.

Я рано научился ценить умение рабочих рук, привык к мысли, что получу свой хлеб таким же путем, как отец. Но кузнечное дело мне не особенно нравилось. Когда я пришел на завод, то и в кузнице, где когда-то трудился отец, поработал немного, но сам все глазом косил на токарный станок. Он мне казался сложным, очень сложным и привлекательным, на нем без образования нельзя было работать. Я кончил ликбез и пошел в фабзавуч с мечтой об этом чуде техники. Я учился и работал одновременно.

Мой дядька, тоже рабочий, однажды сказал дельную вещь: пользуйся юностью, Василий, времени не теряй. Токарь должен в себе независимость чувствовать. Надо, Вася, разметчиком поработать, научиться быстро чертежи читать, тогда не будешь за мастером хвостом бегать из-за каждой мелочи. Я стал разметчиком на несколько месяцев. Научился. Ладно. Теперь он дальше ко мне приступает. Надо, мол, слесарному делу обучиться. Думаю: опять он прав. В двадцатые годы с инструментом было плохо. А ежели ты слесарь — сам себе инструмент сработаешь. Да еще индивидуальный, по руке все пригонишь, чтоб слушался с полунамека. Овладел и этим за полгода. Потом еще четыре месяца отстоял, тоже из-за подготовки инструмента. Все себе создал сам: нутрометры, резцы разные, кронциркуль, ножницы, плоскогубцы. Тогда-то и понял, что дело по нраву: столько от меня требует, а я на все с охотой иду, все интересней мне делаемся. А может, тут и обратный ход был: я много отдавал делу, и оно вело меня дальше и дальше.

И это я еще не все сказал: я и на фрезерном учился и на сверлильном, в общем, я к своему дорогому токарному станочку не «пустой» явился. И представьте, вскоре понял, что еще не все, что и этого мало. И это вот ощущение так во мне на всю жизнь и застряло. Сколько ни работаю, ни учусь — мало и мало, чувствую, еще не все узнал. Кинулся книги читать, профессора Соколовского достал, он там обработку сферической поверхности простыми приспособлениями описывает. Стал мастера вопросами закидывать, надоел ему. Он мне — хлоп! — стал невыгодные заказы давать... А я думаю: выгодными их сделаю. Как? А вот придумаю новую технологию, сокращу время обработки, и пожалуйста! Семьи не было еще, молодость бурлила, в азарт вошел, верите ли, останусь после работы, из болванок червяки точу, обдумываю новое приспособление. Подойду к мастеру и прошу его, чтоб он мне завтрашнее задание заранее сообщил, чтобы я его дома подробно обдумал и нашел оптимальное решение. Старик удивляется. А я уж тогда дневничок вести начал, чего и желаю человеку каждой профессии. Отличная вещь — книга, то есть чужой опыт. Но и свой не отбрасывай. Вот такой дневничок за год-два сам тебе ответит, правильно ли ты выбрал себе профессию, посидишь над ним, прочтешь все, что испытал, чему научился, что чувствовал, о чем все это время думал, и поймешь.

ВОПРОС. Василий Дмитриевич, как вы считаете, что важней всего для достижения заветной цели? Какие качества, свойства характера?

ОТВЕТ. Талант, развитый образованием и помноженный на волю. А какой там талант у станочника! — может, думают некоторые. Ладно, если дело касается изобретений, там еще надо воображение иметь — словом, дар. Ну, а станочник, чего у него такого особенного искать? Закрепил резец, деталь, включил машину и вкалывай, так? Талантливый токарь — он сам индикатор, понимаете? Он размер не то что глазом — жилой чувствует. Я себе в дневник такой термин записал: «опыт чувствительности». Он накапливается в пальцах, руках. Я возьму в руки деталь какую или инструмент или проведу по детали рукой и что глазом не увижу, то почувствую. С такими токарями и начальник цеха и конструктор в затруднительных случаях советуются. Ну, а воля? Воля нужна, чтоб не разбазаривать свой талант, себя. Характер крепкий надо воспитывать. Когда нужно, идти на риск. Отметать мелочи, эгоистические соображения, мелочность себялюбия.

Вот я вам расскажу такую вещь. Мне машиностроение всегда очень нравилось, я доволен тем, что за свою жизнь участвовал в создании очень многих сложных машин. Но эта любовь мне тяжело далась. В молодости я с практикой вроде неплохо совладал, и фабзавуч окончил прилежно, да ведь время на месте не стоит, мчится. А я работал, работал, а только примерился поучиться очно, как война началась, тут уж не до учения: минометы делал, потом пошел в спецшколу, кончил — стал партизанить, освобождал Харьковщину. Освободил — опять за оборонное производство.

Однако кончилась война, и опять я чувствую: учиться надо. В вуз с моим дипломом не пройдешь, в школу мне поздно уже. Что делать? Я самообразованием занялся, но все же не хватает, чувствую, системы. И обратился к знакомому профессору Костюкову — с кафедры резания авиационного института. Познакомились мы так: он экскурсию студентов на завод к нам привел, подошел к моему станку, постоял и сказал, что ему мой «почерк» нравится. Слышал он и о моем изобретении. Разговорились, познакомились. Он мне потом помог, редактировал книгу об опыте моей работы. Вот я ему начистоту и сказал, что, мол, мне бы получиться, пока совсем от нынешних грамотеев не отстал. И начали меня учить. Вой как вышло: сел за учебники в 41 год. Семья большая не большая, а двое детей было, жена. На работе — крутня и по дому что-то надо сделать, да ведь и передышка иногда нужна. А тут — учебники. Ежедневные домашние задания. Вот в партизанах был, по нескольку смен, да что смен — днями из цеха во время войны не выходил, но скажу: на такие вот маленькие ежедневные дела воля нужна какая-то особенная. Удержаться, не бросить, не сказать себе: да что я, так не проживу? Малого разве достиг?

Но я себя вот чем подкреплял: я с малых лет сирота. Меня общество подняло, дало место в жизни, надо себя оправдывать. И вот сижу, решаю задачки, пишу диктанты. Бегаю в библиотеку. Правда, библиотека наша имени Короленко навстречу мне пошла. Присылают мне на завод нужную техническую литературу, журналы новые и даже переводы из зарубежных источников по интересующим меня вопросам. Ну, и овладел школьной мудростью. Не для аттестата, я его и получать не стал, на что мне, а для дела, для развития, для заполнения «белых мест». А те нет-нет да и дадут себя знать. Самообразование иногда приводит к тому, что норовишь заново порох изобрести. Метода нет, клюешь, откуда попало. Сейчас, правда, всеобщее среднее образование на носу, так что для нынешней молодежи этот пример не актуален, но я его привел только потому, что хотел пояснить: по опыту говорю — для повседневных, маленьких дел тоже воля нужна. Из них, между прочим, тоже судьба складывается.

ВОПРОС. Считаете ли вы, что каждому рабочему нужно среднее специальное образование? Не будет ли достаточно систематической подготовки в средней школе, общего развития, достигнутого чтением, посещением театра, кино и др.?

ОТВЕТ. Считаю, что учиться нужно впрок. Если сейчас по какой-то специальности вроде и нет большой нужды в высшей там математике или другой науке, то через несколько лет такая потребность возникнет, ее нужно встретить подготовленным, а в юности всегда учиться легче. Надо жить не в зажиме у обстоятельств, а хоть немного опережая их. Это не такое уж оригинальное открытие. Я в дружбе и переписке со многими изобретателями-рабочими страны. И вижу, как они стараются «не выпасть из седла». Все время читают, на лекции ходят, переписку с коллегами ведут. Я вам конкретно назвать могу: токарь Трутнев Владимир Николаевич, с ленинградского «Большевика». Мы с ним повстречались на конференции научно-технического общества в Москве, а после подружились, когда встретились во второй раз, как делегаты XX съезда партии. Он мне часто пишет о новостях в нашем деле, обсуждаем с ним эти новости в переписке, а кое-когда и встретимся. Он к нам в Харьков приезжал, выступал со своими идеями, мыслями на наших заводах. Встречался я и с учеными: Вальтером, академиком Овчаренко, Семеновым (слушал их лекции), с Артоболевским. И я скажу, что видел молодых инженеров, которые приходили на завод и встречались с техникой, устаревшей уже за время их обучения в вузе, а если и не так, то стоило им перестать после вуза учиться, как они уже не поспевали за движением и отнимали у себя перспективу развития. Рабочему с рационализаторской, творческой жилкой оно нужно, кстати, и затем, чтобы попытаться помочь конструкторам вспомогательный и физический труд полностью заменить автоматикой. А тогда что нам останется? Наладка, умение обращаться со сложнейшей автоматической техникой. Мы кнопки будем нажимать, но не только, мы поможем сначала создать эти машины с кнопками. Учиться всегда — это ж не только практическая польза. Это жизненный стимул, по-моему. Вы только не смейтесь: мне уже скоро шестьдесят, а вот сейчас теорией относительности увлекся.

ВОПРОС. Каково ваше личное отношение к искусству, литературе? Какое место занимает оно в вашей жизни?

ОТВЕТ. Представьте себе, что занимало, и весьма большое. Когда я учился в фабзавуче, меня настигло увлечение искусством и поразило, как молния. Особенно кинематографом, «великим немым». Тогда организовался Кинорабмол — кино рабочей молодежи, было много кинокружков. На занятия приходили операторы с камерами, в которых чаще всего не было пленки, потому что пленка тогда была дефицитом. Но от нас это скрывали, потому что учили играть перед камерой в надежде, что пока мы учимся, с пленкой полегчает. Я был заядлый киношник и участник «Синей блузы». Пел, плясал, до сих пор не забыл задорный «шимми», с молодыми готов потягаться! Ставили «Клопа» Маяковского, пели куплеты. Потом меня как-то ребята затащили на киносъемку картины, и я вошел в эту съемочную группу и проработал там два года. После рабочей смены бегал, конечно. Снялся в картине «Как это было», играл рабочего. Потом ставили фильм из жизни двора Людовика XIV, и там я изображал мушкетера со шпагою, человека чести и долга, в шляпе с пером. Откуда только силы брались! Жили мы нелегко, забот хватало, достатков особенных не было. Но все новое влекло неодолимо, все хотелось узнать, увидеть, испробовать. Искусство раздвигало мир, развивало воображение, учило большим чувствам. Я с благодарностью вспоминаю те годы. Увлечение прошло, артистом я не стал, но время то потерянным не считаю. Я и сейчас стараюсь попасть на все новые фильмы и театральные постановки. Стараюсь читать побольше. Вот недавно «Братскую ГЭС» Евтушенко прочитал, кругом молодежь увлекается, дай, думаю, и я прочту новинку. Ну, что сказать? Написано хорошо, но мне не понравилось. Почему? Потому, что людей он каких-то второстепенных, по-моему, описал, как-то специально «довел» до образа. Основное вроде за кадром осталось. Я очень фантастику люблю, честно говоря. «Туманность Андромеды» Ефремова, например, научные книги Данина, Ра- . дунской. Стихи тоже: Пушкина, Блока, Лермонтова, Шевченко. Классиков могу перечитывать и перечитывать без конца: Толстого, Горького, Шолохова.

ВОПРОС. Что вы можете сказать о роли научно-технического творчества в жизни молодежи?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Психология и космос

Эмоции космонавта