Они изучали друг друга, маскируясь будничными фразами.
Рядом с Таней сидел коренастый темноволосый крепыш со скуластым лицом. Из-под очень густых и очень широких бровей пристально смотрели светлые, прозрачные глаза. Говорит недлинно. Без смущения. Ни одной витиеватой фразы. Тане нравились такие ребята.
— Вы не бойтесь! Это не очень страшно...— попыталась она успокоить Алима.
— Если бы боялся, не приехал...— пожал плечами тот. А в душе даже немного обиделся: «С чего это она? Неужели я выгляжу испуганным? Вера прошла через все! Я уж как-никак посильней!» А сам без стеснения разглядывал Таню.
— Вот пришлось остричься... Знаете, мне уже явно лучше. Я поняла это, когда у меня появилось первое желание — не хотелось, чтобы выпадали волосы... Врачи говорят, что могут вырасти гораздо красивее, даже вьющиеся...— Она перевела дыхание.— А у вас уже скоро сессия?
Говорили они до тех пор, пока Алима не выпроводили врачи...
— Скоро будете делать операцию? — открыв глаза, недовольно спросил Алим.— Надоело лежать.
— Не сердитесь, дружок,— сказал кто-то протяжно.— Вы уже в палате.
— Да ну? А как я себя вел? — встревожился Алим.
— Прекрасно. Даже улыбались во сне.
Через несколько часов Алим сидел возле Тани и, глядя на ее утомленное лицо, думал: «Здорово бедняге достается. Крепко устала...»
— Теперь мы с тобой брат и сестра...— попыталась улыбнуться Таня.
— Да, конечно...— перебил ее Алим.— Но пока вам нельзя много разговаривать, нужно отдохнуть. Я попозже зайду...
А потом, вечером, вместе с подругами и Таниной мамой он снова сидел в уже знакомой палате и говорил, говорил обо всем на свете
со своей новой сестрой, которая чем-то неуловимо походила на его родную сестренку Раю. А Клавдия Трофимовна по-матерински все норовила незаметно подложить ему кусок кулебяки побольше да яблоко порумянен.
«Что будет с Таней? Неужели все напрасно? Еще эти писаки из факультетской стенгазеты! Пронюхали откуда-то. Прибежал один: дай фотографию! Все должны знать о твоем поступке! Пуганул его так, что он больше не появлялся. «Подвиг!» «Поступок!» Даже противно... Аня от имени дирекции уговаривала поехать после сессии в санаторий. А какой может быть отдых, если весь курс будет строить Волго-Балт?»
С такими мыслями засыпал на Ленинских горах одной апрельской ночью студент третьего курса физфака Алим Каминский.
Каждый день директору научно-исследовательского института докладывали о самочувствии Тани. Помрачнел и как-то сразу постарел знаменитый академик: врачи не обнадеживали.
Первые дни болезни Таня никого не хотела видеть, ни с кем не желала разговаривать. Да и не могла: раздражал малейший шум, яркий свет. Когда ей говорили, что все обойдется, сердилась: — Перестаньте! Не маленькая! «С какого конца подойти к Корнеевой? Как заставить ее поверить в возможность выздоровления?— думал доктор Луховицкий, руководивший отделением, в котором лежала Таня.— Ее трудно обмануть: она физик. Очевидно, надо делать акцент на неравномерности облучения. Это и на самом деле так. Значит, есть непораженные участки костного мозга, которые через некоторое время могут включиться в кроветворение. А смертельная доза в этом случае более высокая»...
От уверенного голоса, от мягкого взгляда этого очень занятого и очень утомленного человека Тане становилось как-то спокойнее. А вдруг действительно?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.