- Может, этого... Как он там - Трифона Печенегского?..

- Сам ты Трифон! Интеллигенция щупаная!... - Старик закашлялся, застучал кружкой по ведру с водой, наконец, отошел и с нескрываемой горечью продолжил: - Ивана - то Купалы не знать... В полночь ведь кодысь за папоротниками в леса ходили, ждали, как в цвет пойдет - счастье ищи. Потому как Иванов - огнецвет всем цветам цветок. А ты: Три - ифон...

Колосов поднялся, не выдержав, крикнул через перегородку:

- Дед, кончай выступать! У меня полеты...

Но Парфен не слышал. Махнув рукой, Колосов натянул на голову одеяло, отвернулся к стенке, и тут отчего - то припомнилась ему школа и учительница русского языка Анна Михайловна: «Опять ты, Володя, не выучил «Слово о полку Игореве». Садись, двойка...»

- А я, милок, много волшебных - то трав знаю. Плакун - трава, одолень, не - чуй - ветер. Еще архарья разрыв - трава есть. Она железо разрушает, а по весне ее архар жрет - от нее, значит, рога крепчают. А кто огнецвет достанет, тот все сделает, что захочет. Да только поди отыщи. Огнецвет - то сам нечистый стережет...

Голос за цветастыми обоями, которыми были оклеены стены избы, казалось, преследовал Колосова. Так, ни на минуту не заснув, сбившись во времени, он открыл глаза и заметил, что солнце уже клонилось к горизонту. Монотонно постукивали на стенке ходики. На столе, заботливо припасенная Марфе - ном, стояла кринка с молоком, рядом - творожная ватрушка, миска душистой земляники. Колосов потянулся к ягодам, но тут ему показалось, что за всем этим кто - то напряженно следит.

- Кто там? Ах... Иконы.

Колосов никогда не видел, чтобы Парфен молился на них. Темные, запыленные доски старик хранил скорее в память о жене. Спаситель, божья матерь, святые угодники. Холодом нездешнего мира дохнуло на Колосова.

- Ну уж, братцы, увольте! - обращаясь то ли ко всем этим угодникам, то ли к надоевшим разговорам Парфена с Фомичевым, он энергично вскочил с солдатской койки, щелкнул клавишей новехонького магнитофона и вывел его на полную мощность.

Пела женщина. Пела на чужом, непонятном языке. Колосов разбирал лишь одну фразу «Ай лав ю», но почему - то считал, что музыка эта и вся песня были написаны именно для него. А кто знает, втайне думал он, может, и тоска этой далекой незнакомой женщины о нем - сильном и молодом летчике - истребителе Владимире Колосове.

- Мила - ай... ты поштой - то магнит свой так шибко завел? - В крохотную комнатушку, раздвинув белые занавески, просунул взлохмаченную голову дед Парфен. - От твоих - то песен куры перестали нестись.

Колосов напружил крепкие шары бицепсов, не торопясь, осмотрел себя в тусклом, засиженном мухами зеркале.

- Корми, дед, птицу поливитаминами. Яйца будут как репа!

- То - то вот и оно, что репа. - Старик ухмыльнулся, громко высморкался в полу. - Все «ей - да - ей», ни слова в твоих песнях не понятно. Али сам - то шибко в языках чужеземных разбираешься?

В вопросе насчет языков Колосов почуял подвох. На всякий случай ответил поосторожней:

- Нельзя сказать - во всех. А музыку вот любую понимаю. Это вариации. Дюк Эллингтон. Слышал?.. - И тут же ответил за Парфена: - Не слышал. Потому как вместе не служили.

Помаргивая слезящимися, выцветшими от времени бледно - голубыми глазами, старик силился уловить в звуках музыки хоть что - то отдаленно знакомое, но не находил в ней ни грусти, ни былого раздолья молодецкого. И припомнил тогда Парфен свои старые солдатские песни. Про Лизу. О том, как она пошла гулять в лес, как нашла там черного жука и что потом из этого вышло.

Вот вам, девушки, наука -

Не ходите в лес гулять.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.