- Ох, Франц! Какой же вы смешной. Ну, я пойду?

- Погодите, Анна. Ссудите меня пятью марками.

Ради них, ради этих проклятых пяти рейхсмарок, я мокнул здесь полчаса. Но что поделать: капитал мой истаял, сократившись до одной марки тридцати семи пфеннигов. На это до получки не дотянуть. И куда только деваются деньги? Вчера, казалось бы, я вел себя, как Гобсек: обед - две марки двадцать; пачка сигарет - полторы; поездки на метро и газета - две. Итого пять семьдесят! Шутка ли?

- Что, совсем плохо, Франц?

- Плохо, - признаюсь я. - Простите, Анна, но, кроме вас и Магды, у меня здесь нет никого. А к Магде мне нельзя.

- Почему?

- Бахман арестован. За дезертирство.

- О!

Анна делает большие глаза. Они у нее темные, с рыжими крапинками, веки оттенены карандашом, а брови - строго по моде - тонко выщипаны и подрисованы.

- Бедная Магда, - говорит Анна и роется в сумочке. - Вот, возьмите, Франц. Вы решили совсем не бывать у нее? Что же, так, пожалуй, правильно: нам надо держаться подальше от дезертиров... Значит, до получки, Франц!

Что ей Гекуба, что она Гекубе! Я заталкиваю в портмоне пять неопределенного цвета бумажек и чувствую себя президентом рейхсбанка. Кризис преодолен, и жизнь продолжается, и все не так уж плохо... но Магда!... Ругая себя за слабоволие, я иду к метро. Я знаю, что мне нельзя туда ехать, однако воображение рисует Магду, одиноко сидящую на кухне - глуповатую и добрую старуху, беспомощную перед лицом беды... Внутренний голос - парламентская оппозиция Одиссея - твердит мне, что, помимо сочувствия к одиноким старухам, на свете существует благоразумие, но я беспощадно расправляюсь с оппозицией, а заодно и со здравым смыслом. Сдается мне, что я перестану себя уважать, если не загляну в квартиру Бахмана хотя бы на несколько минут.

Непоследовательность - один из многих моих недостатков. Среди других числятся лень, нерешительность и любовь к удобствам. Страшно подумать, что стало бы с Одиссеем, создай судьба условия для их развития! Обзавелся бы он халатом, качалкой и коротал дни свои за чтением многотомного романа Жжена Сю «Парижские тайны»... Впрочем, в данную минуту роман мне не нужен; мне нужны целые ботинки. И потом хотел бы я знать, куда подевалась моя «тень»? Я верчу головой, но не нахожу ее. Или Цоллер заменил наблюдателя более опытным, или же почему - то прекратил слежку. Во всяком случае, с самого утра я не ощущаю, чтобы кто - нибудь шел за Одиссеем по пятам, а на этот счет у меня неплохо развито некое восьмое или девятое чувство - не учтенное физиологами, но крайне необходимое таким скитальцам, как Одиссей.

В подъезде я не сразу поднимаюсь наверх, а останавливаюсь и выжидаю, не войдет ли кто следом. Со стены на меня глазеет Лорелея в партийной форме и с недовязанным носком в руках; подпись на плакате гласит, что помощь героям фронта не обуза, а радость. Рядом еще один плакатик, черный по белому, с адресом бомбоубежища. Я живо воображаю «героя фронта», бредущего в плен в своем недовязанном носке, и Лорелею под сводами бомбоубежища, и думаю, что жизнь, в сущности, устроена справедливо...

Лифт не работает, и я поднимаюсь пешком. Днем в Берлине часто отключают электричество. Еще чаще нет горячей воды. Словом, как поется в одной популярной песенке, «нам очень хорошо и будем веселиться...».

Стук двери наверху и громкие голоса отрывают меня от размышлений, а два огромных чемодана устремляются прямо на меня, заставляют прижаться к стене. Два чемодана из крокодиловой кожи и распахнутое манто. Резкий запах духов.

- Доброе утро, фрау...

Это соседка Магды, ее квартира напротив. Быстренько же она спустилась со своими крокодилами!

- А, это вы... Там нет такси на улице?

- Не заметил. Куда вы собрались?

- Так, к родственникам... Кстати, вы к Магде? Она уехала еще вчера. Бедненький, вы не знали?.. Все куда - нибудь едут... А вы?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.