Не надо требовать лавров, читатель. Люди занимаются теми делами, которые им по плечу. И непосильная ноша еще никого не украшала. Настоящие люди не гордятся тем, что не сидят сложа руки. И не требуют добавки за то, что честно заработали на обед. Жизнь прекрасна и удивительна, как совершенно правильно заметил поэт. Но ей абсолютно до лампочки, какую дорогу лично ты выбрал. Таких, как ты, у нее много. Поэтому старайся держаться поближе к жизни - не пропадешь!
Старый пастух ячьего стада, завидев машину, степенно встал с камня и зашагал к дороге. Яки, кутасы щипали свои игольные подушечки. Странные животные - коровы с конскими хвостами, свиным хрюканьем и рогами антилоп.
Пастух в лисьем малахае был похож на древнего воина, который только что совершил сокрушительный переход, завоевал полмира и оставил вторую половину на завтра, чтобы дать небольшой отдых своей овирепой лошадке. Пастух был миролюбив, и а узких глазах его, затмевая древние зарева, светилось обыкновенное современное гостеприимство.
- Салом. Путь долог, а чайник уже кипит... Это - памирское добросердечие. Может быть, там, внизу, в суматохе никто и не заметит дорожного человека. Там много людей, и все куда-то спешат. Но здесь, на плоскогорье, под самым небом, около звезд и луны, свои правила. Здесь быстро закипает вода, не дожидаясь ста градусов, но долго варится пища и величественно, как на замедленной киноленте, ступают кутасы от колючки к колючке. Здесь долго пожимают руки и не торопятся с расспросами. Если человек в пути - значит, он перемещается по своим делам. А дела у человека всегда важные.
А мы перемещались на озеро Рангкуль, в маленький подоблачный поселок, где пасут стада, орудуют братья-геологи, играет радио и не хватает только деревьев и густой травы. Там, на озере, сходил лед и грустно покрикивали утки-отайки, устраивая свое новоселье...
Кадам, у которого всюду были родственники и знакомые, еще в Мургабе высказал мысль, что баран, приготовленный умелой рукою, значительно приятней барана, который разгуливает в сыром виде. Он был сторонник законченных действий. И ему повезло. Он подоспел вовремя.
Пока мы занимались своими газетными делами и приставали с вопросами к раису-председателю, Кадам успел провести соответствующую работу, в результате которой я был возведен в сан аксакала, старейшины, или, говоря проще, главы делегации. Это сыграло свою роль, и почетная баранья голова была поднесена именно мне для дальнейшей разделки и распределения. Я честно заявил, что трудно управляюсь даже с собственной головой и предложенная задача просто мне не по силам. Раис пожелал мне успехов и занялся проблемой распределения лично.
- Кадам, - сказал я при случае, - зачем ты сделал меня аксакалом?
- Ты заскучал, - ответил Кадам, - может быть, тебе приятно было стать начальником. Многих это делает бодрыми. *
Но мгновенное произведение в начальство не взбодрило меня. Меня жевала горная болезнь. Эта штука быстро проходит. Но пока она не проходит, жить на свете неприятно. Сначала покалывают следы ревматизма, потом следы удаленных зубных нервов, идет полоса воспоминаний, и воспоминания эти вызывают неудовлетворительные вздохи. И, наконец, сердце начинает замирать, как в юности, когда перед мысленным взором возникало что-нибудь интересное.
И когда я познал себя настолько, что меня стало мутить, я обратился к шоферу и сказал:
- Кадам, - сказал я, - дай мне руля, Кадам, ибо я слишком глубоко ушел в самоанализ...
- Возьми, - ответил добрый Кадам, - думай о дороге и не думай о себе. Дорога всегда помогает.
Баранка - это инструмент слияния личных и общественных интересов. Бывают в жизни моменты, когда во избежание дорожных аварий превозмогаются личные переживания...
Около Аличура амперметр начал показывать разрядку, и стало ясно, что мы посадим аккумулятор задолго до Хорога. Кадам заметил неисправность, но его доброе лицо не выражало никакого беспокойства.
- Где будем ремонтировать? - спросил я.
- Будем, - ответил Кадам, и в тоне его послышались знакомые философские ноты: все суета сует, дорогой товарищ, и всяческая суета.
Чертов Экклезиаст, автор указанного замечания о суете сует, снова вселился в моего друга Кадама. Древний философ меланхолично поводил черными очами шофера, и глухонемая бурая пустыня вокруг свидетельствовала именно о том, что все на свете аккурат суета сует, и ничего более.
- Кадам, - сказал я, переводя скорость и стараясь быть спокойным, - полетели щетки генератора.
- Полетели, - сказал Кадам голосом Экклезиаста.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
"Свободный мир" о себе: разоблачения, исповеди, признания