Больше он ничего не сказал и присел рядом, не глядя никому в лицо. Ребята промолчали, только Голод бегло взглянул на небо и пожал плечами.
- Нет рыбы, стоит завод, - устало повторил секретарь, - комсомольский экипаж называется...
Тут зашумели все. Даже молчаливый коренастый радист насупил широкие черные брови. Он был родом из Татарии, и когда горячился, у него появлялся легкий акцент.
- Не понимаешь - молчи лучше. Понял?
- Тебе что важнее - рыба или люди? Не видишь? - Анатолий кивнул на низкое серое небо.
Гуреев уныло глядел то на одного, то на другого, а потом в третий раз сказал:
- Нет рыбы, ребята, стоит завод...
И пошел прочь, не оглядываясь, загребая ботинками песок. Игра расстроилась. Штурман снова, уже в который раз, пошел за сводкой. Возвращался, еще издали по походке слышно: погоды нет.
Утром на бревенчатой стене здания АДС - аэродромной диспетчерской службы - появился большой плакат: «Труженики Камчатки обязались сдать государству 3 000 000 центнеров рыбы. Выполним свой долг перед Родиной».
- Сашка постарался, - угрюмо проговорил Дмитрий. - Пусть лучше погоду агитирует...
Больше всех страдал Миша Несин - летчик-наблюдатель «Камчатрыбпромразведки». Уж он-то знал, что без самолета судам не найти косяков. Он представлял, как нервно ходит по мостику Алешин, капитан «Николая Вилкова», Герой Социалистического Труда, как ругает его, Несина, Сагайдачный, тоже капитан и тоже герой, как слушают небо на всех судах, не появится ли шум мотора. Нет, не выполнить в этом месяце плана. Вместо 306 тысяч центнеров добыто всего 247. А осталось четыре дня. Чертова погода!
Сегодня утром Резеда сама выбежала на крыльцо с беленьким листочком сводки. Конечно, она сделала это только для того, чтобы побыстрее сообщить Мите Голоду: погода как будто улучшается. Она еще издали заметила, как он отделился от товарищей, направлявшихся к самолету, и зашагал к АДС, высокий, чуть нескладный. Ага, вот Митя заметил ее и побежал, неловко выдергивая ноги из песка. Резеда замахала сводкой, словно флажком.
- Погода, Митя, погода! - Резеда с торжеством оглянулась на плакат.
Собственно говоря, сводка была не такой уж хорошей. Просто облака немного поднялись, и ветер усилился. Он дул от берега и, по расчету метеорологов, должен был разогнать туман над морем. Во всяком случае, это было уже кое-что, тут можно соображать, что-то делать, а главное, диспетчер разрешит вылет.
- Ну, а как насчет танцев? - спросил Голод. - Придешь?
- Беги, беги! - Резеда явно не хотела обсуждать этот вопрос. - Тебя ребята ждут. Вечером видно будет...
Ребята хорошо знали друг друга, и не успел штурман сделать несколько шагов к самолету, как увидел, что винт начал раскручиваться: друзья поняли все по его походке.
Когда Дмитрий подбежал к самолету, работали уже оба двигателя, еще с утра заботливо прогретые неразговорчивым Гринчуком. Наклонившись между креслами пилотов, он что-то колдовал над рукоятками газа, недоверчиво приглядываясь к приборам. Наконец лицо его посветлело - все в порядке, можно лететь.
... И вот они летят, летят уже второй час. Расстояние не такое уж большое, но ведь «ЛИ-2» не «ИЛ-18». Впрочем, при всем уважении к новым машинам Анатолий признавал, что на рыбной разведке, конечно, «ЛИ-2» куда удобнее.
Облака стали рыхлыми. Кое-где в них появились темные окна - море. Самолет пошел вниз. Море лишь чуть морщилось, как неглаженое белье, и только у самого берега билась о скалы светлая полоска прибоя. Сориентировавшись по карте, Голод протянул командиру написанный на бумажке новый курс.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.