Взрослые дети времени

Речь идет, разумеется, не об отдельных срывах, а о целых периодах.

Вот и у Рождественского был такой период.

Мне кажется, в основе подобных неудач лежит одна закономерность. И дело здесь в той азбучной истине, что поэт прежде всего личность. Конечно, он должен уметь выразить себя, но это возможно лишь в том случае, когда есть что выражать.

«Вышли в жизнь романтики, ум у книг занявшие, кроме математики, сложностей не знавшие...» - написал молодой поэт Рождественский фразу, словно созданную для эпиграфов. И сам он тогда не знал сложностей. Трудности знал, но это - дело другое. Хорошо, когда рядом друг. Трудно - когда враг. А если не друг и не враг? Не черное, но и не белое? В таком мире Рождественский еще не ориентировался. А потом наступило неизбежное: поэт рассказал все, что знал и о себе и о мире. В общем, случай естественный - с кем из поэтов-лириков не бывало! Даже Лермонтов к концу жизни все явственней начал, как у нас принято выражаться, «переходить на прозу». Даже величайший из великих - Пушкин признавался: «Года шалунью-рифму гонят, года к суровой прозе клонят». Года? Почему же вернулся к поэзии постаревший Фет? И как объяснить удивительную вспышку лирики Луговского, чье сердце разорвалось не на излете, а в высшей точке творческого пути?

Нет, видимо, не годы гонят рифму и не годы зовут ее обратно. Просто, вычерпав себя без остатка, поэт замолкает, и не только для того, чтобы набраться новых впечатлений - это было бы совсем несложно, - а для того, чтобы дать созреть в себе новому восприятию мира, новому пониманию мира, словом, новой личности. Тогда-то и получается подлинное «второе рождение».

Впрочем, часто такого обновления личности не происходит. Тогда на свет божий появляются так называемые «зрелые, отмеченные печатью мастерства», но больше, увы, ничем не отмеченные произведения, о которых, кроме дифирамбов, и сказать нечего...

Между прочим, подобные нелегкие периоды переживают и прозаики, и драматурги, и критики, и даже целые коллективы - театры.

Пьеса «В день свадьбы» популярного драматурга Розова написана, как всегда, мастерски и, как всегда, мастерски поставлена «Современником». Но вот что странно: современная пьеса, поставленная «Современником», и критикой и зрителем воспринята так тепло, благожелательно и спокойно, будто это произведение отдаленного классика, дотла истолкованное школьными учебниками и в том же бесспорном толковании препровожденное на сцену в ознаменование соответствующего юбилея.

Мне кажется, все объясняется просто. Драматург и театр на высшем уровне зрелого мастерства доказывают зрителю, что жениться по любви гораздо лучше, нежели без оной. А с этим согласны все. Могут возразить, что сама тема не давала иной возможности, как только высокохудожественно подтвердить прописную истину. Думаю, что это не так. В пьесе - обычный «треугольник», случай, каких тысячи. И кончается все обычно: счастливая семья строится на костях. Если бы случилось по-иному и невеста удержалась от своего выкрика под занавес, семья все равно строилась бы на костях, только не Вали, а Клавдии (или всех троих героев). Словом, безвыигрышная лотерея. И, честное слово, стоило бы драматургу задуматься: а так ли уж совершенна в данном случае сама конструкция нашей современной семьи, если эта семья в любом варианте требует человеческих жертв?

Я не призываю ни к многоженству, ни к многомужеству. Но я совершенно убежден: корень большинства несчастных человеческих судеб надо искать не в самой природе человека, а в догматичности нашего мышления. Когда-то солдат, раненный в сердце, считался обреченным - врачи просто ждали, пока он умрет. Так было до тех пор, пока хирурги не отбросили догму о неприкосновенности сердца и не занялись сердечной хирургией как очередной проблемой медицины. Несчастная любовь - та же рана в сердце, о ее непереносимой боли кричат записки самоубийц. Не пора ли художникам подойти к несчастной любви не с мистическим восторженным ужасом, а как к очередной проблеме человековедения?

Кстати, это вовсе не будет утопизмом: формы человеческих отношений меняются довольно быстро. Если в былые годы (сказки тому свидетели) даже Змей Горыныч был порядочным молодым человеком и, похитив девушку, тут же тащил ее во Дворец бракосочетания, то сегодня самые идеальные литературные герои расходятся с мужьями и женами, не теряя симпатии читателей. Мы, разумеется, в интересах детей стоим за прочную семью. А наши потомки, может быть, в интересах детей вообще ликвидируют современную конструкцию семьи. И тогда не будет детей интеллигентных и неинтеллигентных родителей, родителей злых и добрых, справедливых и несправедливых - каждый родившийся мальчишка будет законным сыном умного, доброго, справедливого человечества. Дети будут действительно равны с первого своего дня. И деление мальчишек и девчонок на своих и чужих покажется такой же нелепостью, как нам сегодня - частная собственность на фабрику или железную дорогу...

Говоря о чертах современности в творчестве молодых, просто невозможно не назвать еще одно имя: Шекспир. В ознаменование своего юбилея четырехсотлетний классик напомнил нам, что он не только мастер трагедии, но и великий комедиограф. Давно уже никто не смеялся над нами так весело и раскатисто, как Шекспир.

Заново выведя своего Гамлета на подмостки множества театров, он внес свой вклад в дискуссию о таких наиновейших достижениях современного стиля, как углубленный психологизм, подтекст, богатство содержания при краткости изложения и, разумеется, интеллектуализм, открытием которого не перестает гордиться литература нашего сдержанного вена. Даже сугубо современная для Запада проблема потерянного поколения несколько поблекла под ироническим взглядом чужого в своем столетии принца датского...

Современный актер Иннокентий Смоктуновский отгадал так называемую «загадку Гамлета». Деловые люди разных эпох дружно недоумевали: чего он медлит, этот странный парень? Ведь у него было столько блестящих случаев репрессировать Клавдия, а там уж и смотреть, что из всего этого получится... В школе объясняли: не убивает потому, что гуманист. Сперва надо собрать неопровержимые улики... Ладно, улики собраны, но он и тогда не убивает. Он сомневается и колеблется так упорно, что дает возможность наиболее принципиальным ценителям изящной словесности сделать «гамлетизм» синонимом «гнилого либерализма». Почему?!

Когда смотришь Гамлета-Смоктуновского, такой вопрос не возникает. Клавдий и Гамлет слишком несоизмеримы, чтобы их могла связывать хотя бы месть. Крохотный король, довольный собой, женой и отсутствием даже куцей конституции, и Человек. Убить Клавдия недолго. Но как решить Гамлету свою главную, великую задачу? Он окружен трусами, лжецами, почти патологическими дураками и негодяями. Самому стать королем этого уродливого королевства, тем же Клавдием, но умным и честным? Попробуй совмести ум и честность с миром Полония и Гильденстерна!

Нет, Гамлет не либеральничает. Он просто думает, думает во имя действия, изнуряя себя проблемами, непосильными даже для его мозга. И это еще не трагедия - это работа, высокая работа во имя будущего.

Трагедия начинается потом, когда Гамлет, так и не решив, что ему нужно делать, сдается. Сдается - и начинает действовать. Делать, хоть что-нибудь! В конце концов, кроме мировых проблем, у него есть и свои собственные дела. Их-то решить он в состоянии!

И вот Гамлет над гробом Офелии спорит с Лаэртом, кто из них ее сильней любил. Спорит, сам постепенно становясь Лаэртом - умным, ироничным, но Лаэртом. Вот Гамлет наконец убивает Клавдия, мстя за кровь отца и за свою собственную. Вот Гамлет умирает, умирает, как храбрец, как рыцарь, как только что умер другой храбрый рыцарь - честный Лаэрт. И четыре капитана, верные слуги другого, лучшего короля по имени Фортинбрас, воздают телу Гамлета высокие почести. Трагедия достигает крайней черты - уродливый мир, который Гамлет ненавидел и презирал, посмертно делает его своим героем...

Фильм бескомпромиссен: только решив судьбы мира, человек может решить свою собственную судьбу...

Блестящий успех Иннокентия Смоктуновского лишний раз подтверждает, что для истинно современного художника современен любой материал. Главное, чтобы духовный мир художника был неотрывен от духовного мира людей, живущих с ним рядом, чтобы в его мозгу постоянно клокотал весь сложный комплекс чувств и мыслей, волнующих его товарищей по веку. Ведь у истинного искусства двойное гражданство - оно принадлежит и вечности и времени.