Короток зимний день. Рано нависают над городом седые сумерки, а кинешь взгляд вдаль, в сторону Старцевой горы, - ярко полыхает над обширной Кузнецкой котловиной немеркнущее сияние плавок.

На фоне подсвеченного металлургическим комбинатом неба гигантскими кораблями кажутся громады домен. Стальной светящейся грядой вздыбились корпуса мартенов и прокатных цехов, в темнеющую высь устремлены дымящиеся трубы. Присмотрись хорошенько и увидишь на одной из этих труб маленький красный флажок, яркий, как лепесток розы.

Флажок этот закрепил на трубе Ваня Любим, один из учеников старейшего верхолаза коммуниста Ивана Григорьевича Марфутина. Такой уж обычай у верхолазов Кузнецка: кончил монтаж, поставь на агрегате красный флажок.

- Ты знаешь, какой это по смету? - спросил ученика Иван Григорьевич. - Не помнишь? А я, брат, учет веду. Сто двадцать третий флажок!

- Ну - у?! - удивился Ваня. - Разве тут упомнишь...

- А как верхолазному делу учился, тоже не помнишь? - шутит Иван Григорьевич. - Позабыл, как душонка в пятки ускакивала?

- Нет, этого не забыл, - сознается Ваня и замолкает: он не любит вспоминать о своей робости.

... Когда Ваня Любич, окончив школу ФЗО, пришел е котельный цех, за плечами Марфутина - опытного плотника - верхолаза - было почти двадцать лет работы, и на счету его значилось более ста таких красных флажков.

Из всех выпускников ФЗО, пришедших на завод, Любич казался самым неуклюжим и неповоротливым с виду. Большие стоптанные валенки спадали у него с ног, а просторный, не по росту ватник болтался чуть ли не ниже колен.

- Ну и сурок, а еще верхолазом объявился! - хохотали монтажники, наблюдая, как парнишка робко и безуспешно пытается забраться на пологую крышу котельного цеха.

Ваня Любич с трудом поднимался в машинную будку доменного цеха, когда ее ремонтировали. О самой же домне, куда опытные верховики взбирались чуть ли не за четыре минуты, и говорить не приходилось. Залезет Ваня украдкой на первую площадку наклонного моста, в крайнем случае на вторую, на треть высоты, оглядится - и марш тихонечко назад, чтобы никто не приметил.

- Не могу я больше, Иван Григорьич! - с отчаянием в голосе сказал однажды Ваня. - Душа у меня не такая... Не видите, будто.

- Ты, Ванюшка, не кипятись, душа, она приучится, а вот нюни распускать верхолазу не полагается, - убеждал ученика старый рабочий, хотя и у него начала закрадываться боязнь за парня. Правда, он все еще надеялся, что выбьет из Вани этот страх, и в сотый раз вел молодого верхолаза за собой, приговаривая: - Ты гляди лучше, как я... Лезь с передыхом, не торопись, но на землю не гляди до поры до времени. Зато, когда флажок красный закрепишь на трубе, вовсю глядеть можешь кругом и трусость всякую с тебя как рукой снимет.

- Не снимет, - вздыхал Ваня, следуя с дрожью в сердце за Марфутиным навстречу небу и ветру.

- Как еще снимет-то, - продолжал Иван Григорьевич, когда они забирались наконец на третью площадку, приблизительно на высоту около сорока метров, дальше которой Ваня уже никак не мог подняться. - Вот, видишь? Теперь можешь и глянуть на землю. Видишь, какими маленькими кажутся отсюда люди? А мы с тобой орлы! Понимаешь, орлы!

Марфутин свободно облокачивался на край перил и, щуря от ветра глаза, долго любовался панорамой металлургического комбината, города Сталинска, показывая Ване, как много можно увидеть, если душа у человека сильная.

- Тебе доводилось наблюдать, как муравьишки по деревьям к свету пробираются? - продолжал Марфутин. - Вдогонку друг за дружкой, кто смелей и проворнее. Понимают, выходит, толк в высоте...

Ваня Любич слушал, поглядывая с опаской вниз, на крохотные фигурки людей, на коробочки строений, на казавшиеся отсюда какими - то смешными паровозики, тянувшие ковши и вагоны. Ему было и страшно и в то же время любопытно. А хитрый Иван Григорьевич между тем не унимался.

- Ну, так как же? - спрашивал он. - Обдумал, почему мураши не трусливы?

- Что-то никак не смекну.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.