Источник любви

- Ах, ты, дурень! Ты все еще думаешь, что это твои родители? Ты что, в зеркало не глядел? Ты итальянец, цыган или еврей! Поискал бы лучше свою семью!

Чтобы не упасть, Цибору пришлось прислониться к стене. Он хотел заговорить, но ужасная женщина поспешила уйти. Мальчик так ослабел, что вынужден был опуститься на камни на берегу Теплы... Какие картины, какие чувства и воспоминания несли с собой волны речки!

Испуганные тем, что ребенок опаздывает, Ольга с Франтишеком пошли его встречать. У Шпруделя они увидели онемевшего Цибора. Он еле поднялся и медленно шел рядом с ними, едва отвечая на вопросы.

На другой день Цибор спросил:

- Скажи, мама, когда я родился, ты была счастлива?

- Я была счастлива, очень счастлива, - ответила Ольга и, бросив шитье, испытующе взглянула на Цибора.

Мальчик стал пепельно - серым, губы его посинели, сделались бескровными. Из прикрытых глаз катились слезы.

- Почему ты лжешь?.. Зачем вы лжете мне? Ведь я не ваш, мне сказала Пшибильнэ... Она сказала, что у меня нет ничего общего с вами, что я не ваша кровь.

Ольга обняла, прижала к себе Цибора, отчаянно зашептав ему на ухо:

- Да нет, ты наш, только наш! Мы тебя любим, мы воспитываем. Посмотри мне в глаза... В папе тоже не течет моя кровь, а видишь, как мы любим друг друга.

Сила слов и чувств успокоила мальчика, его маленькая грудь уж не вздымалась так бурно, слезы высохли, и широко раскрытые, устремленные на Ольгу черные глаза снова заблестели.

- Значит, мы трое - все же одна семья? Ни в ком из нас не течет кровь другого, но мы любим друг друга!... Любите меня, потому что я никогда не уйду от вас! И если вы когда - нибудь прогоните меня, я лягу здесь на пороге и не встану...

Но тогда ребенок еще не успокоился окончательно. Каждый день он просил, чтобы Навотни отвезли его в Терезин, в лагерь, где его нашли. Он хотел видеть... Несколько недель он просил, умолял, и, наконец пришлось уступить ему.

Цнбор остановился под высокой каменной оградой терезинско - го лагеря уничтожения и прочел подлую, лживую надпись: «Труд делает свободным!» Он просил Ольгу разрешить ему одному войти внутрь лагеря. Он прошел по дворам, огороженным колючей проволокой, заглянул в бараки, наполненные сотнями тысяч теней. Он хотел видеть все: «баню», одиночные камеры, крематорий...

Дрожащие Ольга и Франтишек следовали за ним.

Мальчик остановился у двери одного барака, прислонился к ней, и его землисто - серое лицо залили слезы.

- Мама, папа, возьмите меня за руки, не отпускайте меня, держите меня за руки!

И последовал еще год борьбы...

Я посетил Навотни в счастливые дни. Из - за кинофестиваля я попал к ним только поздно вечером. На всех дверях трехкомнатной квартиры висели почтовые ящики; раньше здесь каждая комната сдавалась отдыхающим. Буфет орехового дерева, старинные стулья, стол с зеленой скатертью, портрет Ленина на стене навеяли на меня тоску по родине. Меня угостили вином и сендвичами, а потом принесли два больших семейных альбома. Иногда такой альбом говорит больше, чем толстый роман - семейная хроника. На фотографиях были все трое или один Цибор. Соревнования на роллерах перед церковью, впереди Цибор... И еще много фотографий из жизни мальчика...

Вошел Цибор и остановился передо мной. На нем была пионерская рубашка и галстук. Он протянул мне руку, крепким пожатием желая заставить меня почувствовать, какой он большой, какой сильный... Его лицо и глаза были сплошной улыбкой, н, когда я обнял его, он положил руку мне на плечо и поцеловал меня с чувством такого спокойствия и уверенности, словно мы были старыми друзьями. Он был полон тонких чувств и веселья и походил на итальянских детей - артистов... Кто раз видел Цибора, тот не забудет его. Мальчика знают все Карловы Вары. Рано утром его приятели Карел, Вашек и Либуше вызывают его из дома свистом. Он лучший пионер отряда имени Яноша Коменски.