- С вами, пожалуй, ничего не заработаешь, - буркнул он.
- Погоди, - окликнула его Саня, - тебя как звать - то?
Он промолчал.
- Чего же ты молчишь?
Он зачавкал сапогами по болоту и исчез в облаке комаров. Наверно, доставалось ему от них здорово: он яростно отмахивался и ругался.
- Погоди! - снова крикнула Саня.
Она подбежала к нему и налила на его ладонь немного диметилфталата.
- Натирайся!... А шею что же, забыл? Давай я сама.
Саня, накапав на ладонь диметилфталата, стала растирать ему шею. Он нагнулся и замер, боясь шелохнуться. И я подумал, что, быть может, первый раз в жизни этот угрюмый человек испытал ласковое прикосновение женских рук.
- Ну, вот и готов! - весело сказала Саня. - Тебя все - таки как звать - то?
Парень вытер рукавом рот. Я увидел на его лице смущение.
- Ветер.
- Какой ветер? - удивилась Саня.
- Это по - блатному.
- А по - нашему?
- Я уже забыл, - произнес парень и снова нахмурился.
Шли дни. Мы работали втроем, без конца меняя точки съемок и деля невзгоды походной жизни.
Ветер привыкал к нам с трудом. В его речи чаще других встречались два слова: «наше» и «ваше». Когда он говорил «мы», он имел в виду своих друзей, тот мир, к которому еще принадлежал. А «вы» - это были все остальные; «вы» - это была та запретная зона, в которую он, казалось, никогда не вступит...
Нам он не доверял. По - моему, эта недоверчивость объяснялась его боязнью натолкнуться на нашу снисходительность или презрение. Какая - то стена стояла между нами, хотя ни он, ни мы ее не воздвигали и не хотели воздвигать. Впрочем, нельзя сказать, что он не делал попыток к сближению. Но эти попытки выглядели странно.
Однажды у костра он достал грязные, замусоленные карты.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Из письма в редакцию