Раздвинув репейники, Егорка осмотрелся и, прилипая телом к земле, быстро пополз по краю колючих зарослей к большому кусту облепихи, где он с вечера насторожил ловушку. В ловушке была добыча. Зайчишка. Печально свесив длинные уши, он висел в петле из конского волоса.

- Ага, косой, втяпался! - Ухватив зайца за уши, Егорка дрожащими от азарта руками стал вынимать его из петли.

Вдруг сзади послышался скрипучий голос:

- А ну, тикай отсюда, собачий огрызок!...

Егорка обернулся, и на лбу его выступил липкий пот. Шагах в десяти от куста, опираясь на суковатую палку, стоял приземистый горбоносый паренек с сухим, коричневым от загара лицом, на котором белыми полосками выделялись косматые брови. Одет он был в заплатанный пиджачок, туго перетянутый ремнем.

- Чего ты пристал, Варава? Опять моего зайца захапать хочешь?

- Ты поговори у меня, - спокойно сказал паренек. - Штрафану как на сто целковых, будешь знать!

Егорка выпустил мягкие уши пойманного зайца, поднялся и торопливо отошел к столбу с прибитой квадратной доской, на которой косыми буквами было написано: «За незаконную охоту штраф сто рублей».

Очутившись в безопасности, Егорка вытер со лба пот и обрел присутствие духа.

- Эй, Варава - брюхо коряво! - громко начал выкрикивать он. - Подавишься моим зайцем... Погоди, еще попадешься мне в деревне, я тебе нос расквашу! Не твой заповедник, а общественный... Я еще в правление схожу. Расскажу, как ты фазанов на базаре продаешь...

Не обращая ни малейшего внимания на могучий взрыв Егоркиного негодования, парень подошел к кусту, ловко вытащил из ловушки зайца и поднял его за ноги.

- С ночи еще в петлю залез, - сказал он и тихонько вздохнул. - Глаз у тебя, что ли, не было, дурень косоглазый. Бегал бы себе по заповеднику, а теперь вот придется тебя зажарить...

Парень с суковатой палкой в руках был хозяин и повелитель здешних мест Лешка Варава, единственный сын сторожа небольшого заповедника, расположенного на берегу озера. Отец Лешки неделями пропадал в горах, охотясь за горными козлами и снежными барсами. И тогда заповедник оставался под надзором Лешки, гордого, как бродячий кот, и недоступного для деревенских ребят, как моторист курортного катера.

Заповедник находился километрах в пяти от деревни, там, где на низком берегу озера непролазной стеной стояли колючие заросли облепихи, джерганака, как говорили здесь. В чащах его резвились на приволье косяки иссыккульских зайцев, тех самых зайцев, которые в отличие от прочих собратьев не белеют зимой. Бдительно охраняемые Лешкой, зайцы нагуливали тело и становились настолько беспечными, что охотно лезли даже в такую примитивную снасть, как волосяная петля.

В заповеднике неторопливо разгуливали длиннохвостые рябые фазаны, недовольно пофыркивавшие, если им приходилось уступать кому - нибудь дорогу. На высохших, черных ветках лениво раскачивались серые крикливые сорокопуты, подстерегавшие неосторожного птенца или полевую мышь. Поклевывая желтые ягоды джерганака, бойко прыгали красногрудые горихвостки. На изрезанном мелкими заливами и узкими песчаными косами берегу табунилось несметное количество уток и прочей птичьей живности с перепончатыми лапами, охочей до жучков и мальков, шнырявших в илистой воде.

Заповедник, полный непуганого зверья и дичи, как магнит, притягивал деревенских ребят. Не одну окольную тропку протоптали босые ноги от деревни по старым арыкам и заросшим репейником косогорам к заветным местам. Но стоило кому - нибудь перешагнуть или, таясь в кустах, переползти границу заповедника, как об этом неведомыми путями узнавал Лешка Варава, и его скрипучий голос обязательно раздавался в тот блаженный миг, когда ребячьи руки уже добирались до пойманного зайца или подбитого фазана.

И это был тот самый Лешка Варава, который учился вместе с деревенскими ребятами в школе, который схватывал, как это бывает со всеми, двойки за невыученное стихотворение, играл на переменах в пятнашки. В заповеднике же он не признавал ни друзей, ни знакомых. Даже рыбу на песчаных отмелях ловить не разрешал, хотя всем мальчишкам было достоверно известно, что заповедник находится не на воде, а на суше. Стоило только рыболовам появиться возле тихих заливчиков, где кишмя кишела жирная маринка, как из камышей немедленно выплывала тупоносая смоленая лодка я Лешкино скрипучее: «Штрафану!» - отгоняло ребят от благодатных мест.

При всем этом сам Лешка вел себя в заповеднике, словно в собственном владении. Он мог поставить в любом месте силки на зайцев, бил из отцовского дробовика уток в илистых заливах, подшибал фазанов, когда те по утрам прилетали к сторожке подкормиться возле кур. Маринку Лешка вылавливал не удочками, а сетями и заготавливал ее впрок, завяливая на солнце длиннющие низки. Когда ребята высказывали свои обиды Лешке прямо в глаза, тот ничуть не смущался. Прищуривая раскосые глаза и вздергивая белесые брови, он говорил:

- Понятия у вас никакого нет! Допусти вас в заповедник - беды не оберешься. Утенка, и того готовы придушить... А на что он вам, утенок, не соображаете...

- Сам, небось, зайцев жаришь.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.