Есть люди, которые уже при жизни становятся волнующей легендой. Есть имена, один звук которых мгновенно воскрешает в душе целую эпоху с ее неповторимым обликом, романтикой и героизмом. Обаяние такой личности, такого имени распространяется и на потомков, и нам всегда остро интересно: а живы ли сыновья или внуки гремевшего в свое время человека? Кто они? Чем заняты в наши дни?.. Я хочу вас познакомить с одним из «потомков» - с Александром Васильевичем Чапаевым, сыном того самого Чапая, в которого с увлечением играет до сих пор ребятня. В квартире Александра Васильевича Чапаева обстановка простая. Тихо. Окна выходят во двор, и сюда лишь воробьиным щебетом доносятся голоса неугомонных московских мальчишек. На стене - большая фотография отца. Взгляд у Чапая острый, внимательный и удивительно добрый. Энергичный поворот головы, чуть заломленная назад папаха, солдатская гимнастерка, знаменитые чапаевские усы. Александр Васильевич усов не носит, на погонах его - генеральские звездочки, но когда он улыбается или хмурится, разговаривает или молча что-то вспоминает, нельзя отделаться от впечатления, что портрет комдива оживает. То же сухощавое лицо и внимательные глаза точного прицела, та же пружинная собранность. Мы сидим и беседуем - невольно о прошлом... В роду Чапаевых не спокойно жили и умирали, а боролись и погибали. С братом Чапая, Андреем, царские палачи расправились еще в революцию 1905 года. Другой брат, Григорий, коммунист и военный комиссар, был зверски убит во время белогвардейского мятежа. Мы знаем, как погиб сам легендарный комдив. У него было два сына. И младший - летчик Аркадий Чапаев- тоже погиб. Как принято прозаически говорить, «при исполнении служебных обязанностей»... Но героический дух семьи живет, живет, зримо воплощенный в генерале Чапаеве, нашем современнике. Александр Васильевич начал войну командиром дивизиона противотанковых орудий. Когда он рассказывает о первых месяцах боевой науки, о первых неудачах, потерях, о том, как выводил своих солдат из окружения, - можно слушать часами. События двадцатилетней давности словно придвигаются вплотную, язык генерала - свободный, образный и точный - воскрешает лица, звуки, краски, заражает волнением рассказчика. Уже в первом бою Александру Чапаеву, только что назначенному командиром дивизиона, - понадобилась вся его выдержка и хладнокровие, чтобы выстоять против натиска врага. А дело было на вторую неделю войны. - Выгрузились мы недалеко от Невеля. Там ждал командир полка майор Вовченко, ныне генерал-майор артиллерии в запасе. Вручил мне прямо на ходу карту и говорит: «Из Городка на Невель идут немецкие танки. Одну батарею поставь здесь, в местечке Лобок. Там два озера и меж ними шоссейная дорога, ее надо закрыть. Вторую батарею вот тут, а третью смотри сам, где успеешь». Даю команду: «Заводи!» И вот загремели мы навстречу этим танкам. Гнали, как пожарная команда. Над головами висела немецкая авиация. Бомбила. На наших машинах загорались боеприпасы. Сбрасывали горевшие ящики на полном ходу. Долетели мы до местечка Лобок, стали ставить батарею. В это время подъезжает легковая машина, выходит командующий Западным фронтом генерал-лейтенант Еременко. Громко спрашивает: «Кто здесь старший?» Я не знал, кто здесь мог быть старший, так как до меня здесь уже стояли зенитчики, а мне нужно было поставить батарею и ехать дальше. Но никто ему не ответил, тогда я вижу, что никто не подходит к генералу, бросил заниматься батареей, подбежал и доложил: - Командир дивизиона капитан Чапаев. - Что вы тут делаете? - Ставлю батарею. - Ерунда, в Городке наши. Приказываю снять батарею, двигаться немедленно в Городок и организовать там оборону. Раз такое дело, мы поехали дальше. Опять гоним, а вокруг - ни души. Ни военных, ни гражданских. Почему-то не понравилась мне такая обстановка. Наконец под самым Городком гляжу - бегают мальчишки. Ну, эти, думаю, все знают. Я приостановился и к ребятам: - Немцев не было здесь? - Недавно, - говорят, - уехали. Вон нашего председателя убили и вернулись в Городок. - Да разве в Городке немцы? - И-и-и, - говорят, - битком набито! Тогда я один подскочил на машине поближе. Смотрю, на окраине города - танк. Вижу, немецкий. И стоит он, видно, в охране. Развернул перед Городком дивизион и занял боевой порядок. Пока немцы не шли, мы маскировали позиции, окапывались. В то время подъехал еще один начальник и приказал атаковать Городок силами артиллеристов. Приказ есть приказ - оставили у орудий по два-три человека, а сами пошли в атаку. Ничего, конечно, не вышло. Не такие требовались силы и не таков был в то время немец, чтобы сдавать города. Через сутки стали подходить подразделения 214-й стрелковой дивизии. Первый же батальон до подхода других был брошен в бой за Городок. Мне было приказано поддержать атаку пехоты огнем орудий прямой наводкой. Результат был тот же, что и у артиллеристов. Немцы, видя нашу несостоятельность наступать, двинулись на нас сами. Сверху налетела и начала обрабатывать наши боевые порядки авиация, одновременно заработала немецкая артиллерия, а затем, громыхая гусеницами, двинулись танки. Как только танки втянулись в подкову наших позиций, мы с обоих флангов ударили по бортам. Подбили головные машины, на шоссе образовалась пробка. Но немцы продолжали лезть вперед. Самолеты с черными крестами ходили у нас прямо по головам. И вот слева дрогнула пехота, справа снялась с боевых порядков и стала отступать полковая батарея. Я кричу политруку Истомину: - Останови ты пехоту! Возьми несколько человек, прими все меры! А сам бросился к орудию и дал предупредительный выстрел в сторону уносившейся галопом пушки. Пушка остановилась, а потом и вся батарея. Бой продолжался. Мы выстояли, немецкие танки завернули обратно. Через несколько минут подошел незнакомый офицер и передал, что меня вызывает генерал. Не успел я доложить о прибытии, как он обрушился на меня: - Как смел открыть огонь по своим?! Я молчу. Потом выждал паузу и говорю: - Товарищ генерал, я нахожусь в первом бою. Меня учили, что Красная Армия не отступает, и я считал, что надо дрогнувших людей остановить. Он смотрел-смотрел на меня, потом вдруг и говорит: - Молодец! Пять дней шли бои под Городком. Между прочим, тогда мы в первый раз встретились с сыном Александра Пархоменко, героя гражданской войны. Интересно получилось... Да, так вот пять дней бились, а потом узнали, что Невель-то у нас в тылу уже взят. Двинулись всей дивизией на Великие Луки. Напоролись опять на немецкие танки, пехота стала уходить по бездорожью, а наш дивизион остался, принял удар. Несколько танков подбили, но и у нас четыре орудия было уничтожено. Выждав удобный момент, начали и мы выбираться к своим. Вот когда хватили горя! Связи никакой. Пехота, отступая, уничтожала мосты. Только подойдешь к какой-нибудь речушке, а переправы уже нет. Наводи ее и снова разрушай за собой! А тут немецкие мотоциклисты шныряют, наскакивают на хвост колонны, обстреливают из пулеметов. По дороге дивизион обрастал людьми - к нам присоединялись отбившиеся от своих частей солдаты. Сколько их набралось - это только на кухне знали. Шли так почти неделю. Потом кончилось горючее. Загнали мы технику в чащу, слили остатки со всех машин, чтобы заправить одну, и послали ее найти часть и привезти горючее. Срок три дня. На четвертый решили уничтожать технику. Но офицер, которого послали, был молодец, успел. Так что вскоре присоединились мы к своему полку. Ну, казалось, теперь все позади. Доложил я о всех наших делах, а меня вдруг и спрашивают: - Где же все-таки четыре пушки? Я прямо опешил. - Да они же, - говорю, - уничтожены в бою! - А доказательства? Чего угодно я ожидал, только не этого. Так и просилось на язык: «Что же мне, у немцев было справки брать?!» Едва сдержался, честное слово... Так трудно и сложно - как для многих тогда - начиналась для капитана Чапаева война. Он вел ее до конца, до последнего дня не выходя из боев. Дивизион отступал, наступал, сражался, попадал в окружение, прорывался через минные поля, голодал, терял людей и технику, его ставили, как пластырь на пробоины, - чтобы прикрыть прорыв или отход других частей. И он никогда не сдавался, выдерживал, выстаивал, прикрывал собой. Пока не приспела пора наступать и побеждать... После боев под Москвой Чапаев стал командиром истребительно-противотанкового полка. Зимой 1943 года полк участвовал в прорыве обороны немцев под Воронежем, где в течение полугода до того линия фронта оставалась неизменной. И здесь он участвовал в одном очень памятном для Чапаева бою. Однажды частям, в состав которых входил полк Чапаева, было дано задание проникнуть в тыл противника на несколько десятков километров. Надо было взять Нижнедевицк, отрезав немцам путь из Воронежа. - На подступах к Нижнедевицку, - рассказывает Александр Васильевич, - захватили мы деревню Першино и начали бой за город. Дрались всю ночь, а на рассвете подошли с тыла отступавшие немецкие войска. Теперь противник был с двух сторон. В бой пошли все - до телефонистов, шоферов и поваров. Мы били из орудий прямой наводкой. Бьем, бьем, а немцы буквально валом валят да все быстрей и быстрей, рвутся вперед, хотят во что бы то ни стало пробиться. Им оставалось до наших позиций метров 300, ну, от силы 500. Еще несколько минут - и могли ворваться на огневые позиции. А «катюши», бывшие с нами, никак не заводятся из-за дикого мороза и спешки. Наконец одна машина завелась и ахнула в самую гущу. Следом заговорили остальные. Эффект, скажу я вам, был поразительный. Немцы разом, как по команде, побросали оружие и подняли руки. Так и шли на нас - только уже с поднятыми руками... Сдавшихся немцев было столько, что Александр Васильевич после первой радости оторопел: «Ведь когда они придут в себя, голыми руками нас передушат!» Выручила чисто чапаевская сметка. «Загоняй их в сараи! - скомандовал Александр Васильевич. - Тогда они ни черта не разберут, сколько тут их, а сколько наших!» И все сараи этой большой деревни битком набили немцами. - Да-а, - улыбается генерал, - начнешь рассказывать, и конца не видно... Вот, например, позже у меня в артиллерийской бригаде бывших чапаевцев служило 8 человек. И до того это был боевой, хозяйственный, крепкий народ прямо загляденье! Я их всегда в пример ставил. В 1919 году, после смерти отца, они нас чапаевских детей - из виду не выпускали, помогали, заботились. Со многими я переписываюсь и по сию пору. Ведь столько пережито вместе. И, главное, связывает память об отце. Разве забудешь?.. Александр Васильевич задумывается. Что встает перед его мысленным взором? Может быть, тот дом на берегу Иргиза, где прошло детство, где, бывало, с крылечка он с братом и сестрой вглядывался в заречные дали, поджидая отца? Редко удавалось Чапаю заглянуть домой, но зато какая это была радость ребятам! Отец привозил подарки, рассказывал были и небылицы, мастерил игрушки, а Саше (моему нынешнему собеседнику) прилаживал усы, надевал папаху и посмеивался, довольный, что сын похож на него. А может быть, вспоминается Александру Васильевичу его поездка по родным местам, по маршрутам Чапаевской дивизии? Поездка эта была особенно волнующей. Боевыми дорогами отцов, как бы причащаясь к их подвигу, прошли сегодняшние комсомольцы. И в местах, ставших легендарными, произошла их встреча с А. В. Чапаевым... Возобновляя разговор, Александр Васильевич словно возвращается откуда-то очень издалека. - Эх, каким отец плотником был! - неожиданно говорит он. - Избы рубил с кружевными наличниками, ворота ставил с затейливыми коньками. Не мастер - художник. Между прочим, я и сам меньше всего собирался стать военным. Я ведь по профессии-то агроном. Жизнь заставила переучиваться... Да и сейчас все время приходится учиться. Техника вон как шагает. И за нашей и за иностранной литературой надо следить. - И много ли... Я не успеваю закончить фразу, как Александр Васильевич уже достает пачку военно-технических журналов. Такую мгновенную реакцию мне доводилось наблюдать только у Юрия Гагарина. Александр Васильевич схватывает мысль собеседника с полуслова. Что генералу Чапаеву приходится учиться, - не удивительно. Он крупный военачальник. Удивительно другое - как он на многое находит время, помимо своих основных обязанностей. Вот начинает вдруг рассказывать, как проводят летние каникулы школьники города Жуковского. - Старшеклассники работают в окрестных колхозах и совхозах, а потом устраивают походы и военные игры. Тут все взаправду: ночевки в палатках, довольствие из полевых кухонь, разведка, засады. Природа в тех местах чудесная, полная чисто русской красы. А на берегу Москвы-реки есть холм, где, по преданию, останавливался Кутузов, когда гнал Наполеона. Ребята там устраивают наблюдательный пост. - Откуда вы все это знаете? - удивляюсь я. - Видите ли, - с коротким смешком признается генерал, - я у них там участвую в качестве консультанта. Легко представить себе, как интересны для ребят игры с таким консультантом! На прощание спрашиваю Александра Васильевича о его собственных детях. - Два сына и дочь, - отвечает он. - Все уже вышли на свою дорогу. Татьяна учится, хочет стать художником-модельером. У Аркадия специальность для нашей семьи немножко... неожиданная: будет кинооператором. А старший, Валентин, - офицер Советской Армии, подполковник. Уходя, снова смотрю на портрет комдива. Он провожает меня все тем же острым, веселым и добрым взглядом, зовущим в походы доблести и славы.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.