Триста семьдесят молодых итальянцев выехали в Москву за несколько дней до того, как кончился март, который итальянцы называют «бешеным». «В марте погода бесится», - есть в Италии такая поговорка. Возле Милана и Турина на автострадах буксовали застрявшие автомобили, падал снег на Капри и Салерно, припудривая неубранные апельсины и распугивая туристов. Плясали ночами жалюзи корпункта, окна которого обращены к Апеннинским отрогам. «Трамонтана» - ветер с гор притащил непривычную для «вечного города» стужу. Я сидел на ступеньках каменной лестницы, которая от площади Испании лезет вверх к церкви «Троицы на горах». Слева - рыжий старый дом, в котором жил Байрон. Если забраться к церкви и заглянуть вправо, то можно увидеть палаццо, на котором укреплена мраморная доска, напоминающая, что здесь останавливался Николай Васильевич Гоголь. На улице Кондотти над столиком кафе «Греко» хозяин прикрепил его барельеф.

- Синьор Никола завтракал у нас, - фамильярно похлопывая по барельефу, заявляет нынешний владелец кафе. Я ждал на ступеньках парней, которых называют «каппелони» - длинноволосые. Эта площадь и белая лестница - то место, где они обычно собираются. Приходят, вытаскивают гитары, поют, шумят, едят бутерброды и иногда задирают прохожих. Честно говоря, эти сборища мне не очень - то нравятся. Наверное, просто глаз не привык видеть женские шевелюры на юношеской голове. Но власть имущим, кажется, эти волосы не понравились всерьез. Однажды ворвались на площадь полицейские «джипы», выпрыгнули из них агенты с дубинками, швырнули парней в кузова и увезли. Произошла драна, мальчишек отлупили и запретили им появляться в туристских местах... запреты эти, правда, никакой пользы не приносят. «Интрандзиженте» («нетерпимый») - так называет себя черноглазый парнишка, который уселся рядом на ступеньку.

- Я ему вчера дал, а он как замахнется, а я бежать, - хвастает он о столкновении с полицией. Парни окружают меня, глядя, с недоверием. Я кажусь им безнадежно старым.

- Мы не можем переносить этот подлый мир, - говорит черноглазый. - Хочешь знать наш лозунг: «раббия» - бешенство, бешенство против всех... У парнишки нежное лицо, светлая, совсем не южная копна волос и убежденность проповедника. Он ничего не видел, не испытал, мало что знает, нигде не бывал. Он понял, что мир, окружающий его, - мир гнусный и подлый. Ребята сыплют мне в лицо кучу обвинений, будто все, кому больше тридцати, несут на себе ответственность за то, что они, которым меньше двадцати, еще не приткнулись к жизни, не нашли себя, считая лучшей формой протеста гитары, задирание туристов, длинные волосы. Конечно, я не хочу сказать, что «каппелони» - символ современной итальянской молодежи, что римский или миланский клубы «Пайпер», где танцуют шейн парни в лыжных куртках и девчонки в коротких блестящих юбках, желтых или лиловых, почти футуристских кофтах, то единственное место, где под неусыпным полицейским оком проводят свои дни и вечера все те, кому меньше двадцати. В Италии есть много людей, политических группировок, которые очень хотели бы свести действительность молодежи вот и этим «Пай - перам» (там совсем неплохо: по - современному уютно, играет оркестр местных «битлов», танцуют, пьют минеральную воду и апельсиновый напиток), кто пытается из Миты Медичи, бывшей римской школьницы, снявшейся в одном нашумевшем фильме, сделать образ молодого поколения. Мита, ей сейчас шестнадцать лет, очень красива.

- Послушай, Мита, что ты хочешь? У тебя есть идеалы? Она смотрит на меня своими огромными глазищами, пожимает плечами.

- Пусть мне не мешают танцевать.

- Когда ты бросила учебу?

- Семь классов, потом школа секретарей - машинисток. Я ее не окончила. Мне учиться было скучно.

- Как ты смотришь на будущее?

- Будущее? Скучный вопрос. Мне в голову не приходит думать о нем... Ей все очень скучно, этой девчушке, которая вдруг стала знаменитой на всю Италию.

- Я встаю в одиннадцать. Занимаюсь своим лицом. Мне нравится золотистый тон. Глаза, волосы, это все сложно привести в порядок. Потом звонят друзья. Мы встречаемся где - нибудь. Разговариваем, молчим. И танцуем. Я очень люблю танцевать шейк или фруг.

- Что вы думаете об ответах Миты? - спросил я ее одногодок возле римского лицея «Джулио Чезаре», что на Триестинском проспекте Рима. Мы пьем кофе в малюсеньком баре «Тор - туга» - тут негде повернуться, стоит густой гул голосов и табачный дым ломает очертания лиц.

- Кто такая Мита? А, из кинофильма «Летом»... Им наплевать на эту юную знаменитость.

- А, просто дурочка, - отмахивается пятнадцатилетняя Ливия.

- Бо| (Это знаменитое римское восклицание выражает всю гамму чувств.) Повезло ей. Но сделать из нее наше знамя или представить Миту идеалом молодежи просто глупо. И вообще она кривляется и говорит то, что ей подсказывают... - заявляет парень со значком на груди. На значке - распластанные крылья и надпись: «Будем любить, а не воевать». Вот такого парнишку выкинули на днях из феррарской школы. Директору показалось, будто лозунг на значке противоречит христианской морали и законам государства.

- Медичи? Мита? Знаете, синьор советский журналист, мне эти делающие карьеру «рагаццине» (девчонки) набили оскомину. Я смотрю картины, в которых они участвуют, и думаю, что нас, в общем - то, принимают за круглых дураков. У паренька авторитетный тон и безапелляционные суждения обо всем. Он ругает картины о молодежи и для молодежи. «Они все нигилисты, как русские в прошлом веке, - повторяют солидные газеты и отмеченные научными степенями социологи. - Они все отрицают, против всего протестуют. Они «бешеные» из принципа, бессмысленно, просто так». Этот термин «раббиози» (бешеные) повторяют здесь действительно слишком часто. Мне в корпункт принесли предложение подписаться на киноабонемент, посвященный фильмам о «бешеных». Здесь слишком часто пытаются совершенно искусственно столкнуть разные поколения, противопоставив их, делая определяющим фактором жизни общества не экономику, идеи, политику, а возраст. Вроде как бы общество делится не на классы, а лишь на возрастные группы. Такая концепция очень удобна своей примитивностью и возможностями, которые она открывает при объяснении нежелания большинства юношей и девушек принимать в качестве вечных и неизменных принципы, лежащие в основе капиталистических порядков. «Они просто молоды. Их протесты от возраста. Станут взрослыми - поймут и перестанут протестовать». В Италии растет сложная и очень интересная молодежь. Мифы Миты Медичи, Катерин Спаак, Стефании Сандрелли - юных звезд киноэкрана, которых пытаются сделать носителями образа молодого поколения, рассыпаются при первом же столкновении с реальной действительностью. Ну, конечно же, есть здесь и «каппелони», и «Пайперы», и увлечения музыкой «бит». Однако это занимает только минимальнейшую часть жизни молодежи и в лучшем случае говорит о меняющихся вкусах, а не о настроениях и не о принципиальном отношении к политическим и социальным явлениям. Более того, каждый прошедший год «политизирует» молодежь. Фестивали итальянской песни в Сан - Ремо могут нравиться или не нравиться. Могут нравиться или не нравиться песни, которые поются там. Но посмотрите, как меняется их тематика: вчера это были в большинстве случаев рыдания по разбитой любви, где пошлость слов и затрепанность рифм совпадал с избитостью мелодий. Теперь в Сан - Ремо поют о революции, о том, что молодежь должна бороться за мир, об общественной позиции людей, о том, что на земле не должно быть равнодушных, которым на все наплевать, лишь бы устроить свой маленький быт и свое крошечное личное счастье. И эти песни в известной степени отражают настроения молодежи, ее горячее стремление быть активной участницей больших процессов, происходящих в Италии, участницей борьбы. Разумеется, я не хотел бы, чтобы меня поняли тан, будто все юноши и девушки Италии одинаковы, все положительные. Конечно, есть здесь и молодые фашисты, и юные бездельники, и хулиганы, и воры. Водораздел проходит здесь не по возрастному признаку, а по классовому. Недавно я вернулся из Милана. Он считается самым богатым итальянским городом, центром экономической и финансовой жизни государства. Достаточно сказать, что его жители платят почти 30 процентов всех налогов страны. В Милане находятся правления крупнейших монополистических трестов, в частности химический трест «Монтэдиссон», который занимает третье или четвертое место в мире, соперничая с американскими корпорациями. Недавно этот трест купил контрольный пакет акций римского завода «Таймерс компани», что находится в квартале Портоначчо. Эта сделка оказала решающее влияние на судьбу двадцатитрехлетнего слесаря Адриано Скоци и его жены, двадцатилетней Сильваны, которые только что сказали свое «да» перед алтарем. Накануне свадьбы Адриано потерял работу. Письмо с извещением об увольнении было вежливым и лаконичным: «Таймерс компани» в связи с прекращением производства сообщает вам о расторжении трудового контракта и т. д.». Короче говоря, Адриано выкинули на улицу. А вместе с ним еще сто человек - техников, служащих, рабочих этого маленького завода, который выпускал системы программного управления для стиральных машин, «Монтэдиссон» купил акции завода, так как он был конкурентом. Купил и решил ликвидировать. Ночью, тайком, были вывезены самое ценное оборудование и запасы сырья... Ответ рабочих (80 процентов из них - молодежь) оказался быстрым и решительным. Они заняли заводские цеха. «Жизнь и труд продолжаются, несмотря на решение «Монтэдиссона», - выведено на плакате, который прикреплен к воротам. Адриано Скоци и Сильвана, его жена, остались с теми, кто занял «Таймерс компани». Он пришел сюда в черном костюме, а она а белом подвенечном платье с кружевной накидкой, как положено новобрачным. Конечно, в медовый месяц не слишком - то удобно жить в цеху, спать на столах и верстаках, питаться кое - как. Но борьба есть борьба. Адриано, который до этого никогда не принимал участия в забастовках, никогда не занимался политикой, стал одним из активистов. Я говорил с ним и его женой, которые вот уже более месяца вместе с другими рабочими не выходят из цеха. Им нравится танцевать. Адриано считает английских «битлов» лучшим оркестром, а Сильвана любит неаполитанские песни. Оба они охотно ходят на ковбойские фильмы и с удовольствием смотрят телевизионные эстрадные обозрения. И в то же время они отлично понимают, что главное не танцы и не увлечения «битлами».

- Главное в том, чтобы утвердить в Италии справедливость, чтобы хозяева не могли командовать нами, как им заблагорассудится. Ведь нам еще надо завоевать право на труд, - говорит Адриано. Право на труд, на равную оплату труда остается еще недостигнутым идеалом. Сотни тысяч юношей бросают семьи, родину и отправляются в чужие страны на поиски работы. Деревни и маленькие города Южной Италии обезлюдели. Только женщины, старики да ребятишки. Вся молодежь двинулась на заработки. Парни из Калабрии или Апулии, с островов Сицилия и Сардиния гнут спину на французских помещиков, рубят уголь в рурских шахтах, строят гидростанции в Швейцарских Альпах. А дома работу найти трудно, очень трудно: один миллион двести тысяч человек обивают пороги контор, предприятий и латифундий. «Национальный институт социального страхования», полугосударственная организация, ведающая пенсионным делом, объявил конкурс на замещение 700 мест чиновников третьего класса. 95 тысяч человек со всех концов страны откликнулись на это объявление: юноши и девушки, едва окончившие школу, убеленные сединами отцы многодетных семей. 22 тысячи человек собрались рано утром на площади перед бетонно - стеклянным кубом огромного здания, выстроились вдоль улицы под живописным названием - «Цивилизация труда». Только единицы сумели прорваться в помещение, где чиновники раздавали листки с экзаменационными вопросами. А остальные... Для итальянской молодежи борьба за право на труд не абстракция, а будни, понятие, связанное с повседневностью, с борьбой за существование. Более полумиллиона человек ищут сейчас в Италии первое в жизни рабочее место. И очень многие отлично понимают, что изменить положение можно только путем активных действий. Речь при этом идет не только о том, чтобы добиться места. «обившись, его приходится защищать, приходится защищать свои права на предприятиях и в учреждениях. Зимой здесь закончилась почти годовая борьба миллиона рабочих металлургической и машиностроительной промышленности. 11 месяцев хозяева и слышать не хотели о том, чтобы удовлетворить требования рабочих. То есть они даже соглашались немного увеличить зарплату. Но никоим образом не желали признать за профсоюзными организациями право участвовать в разработке производственных процессов, норм выработки, изменении технологии производства, в определении численности персонала. «Если мы примем эти требования, - заявил председатель конфедерации промышленников Анджело Коста, - то предприниматель потеряет свободу командовать производством». Мне вспоминается промозглое ноябрьское утро. Серый рассвет. Пикеты возле проходной. Пустые трамваи и автобусы, напрасно ревущие заводские гудки. «Бастуем, все бастуем!» - слова бегут по обрезку фанеры, прибитому к палке, жандармские патрули: стальные каски, бомбы со слезоточивым газом у пояса, тяжелые дубинки. Молодые рабочие парни в пикетах. Молодые парни в полицейских мундирах. Стена против стены.

- Молодежь великолепно показала себя в ходе стачек. Она достойна отцов, которые первыми поднялись против режима Муссолини зимой 1943 года, начав всеобщую забастовку, - говорит секретарь Туринской федерации компартии товарищ Адальберто Минуччи, такой же молодой, как и ребята из рабочего пикета. И самый главный результат этой борьбы состоит в том, что хозяев принудили пойти на уступки, как вынудили уступить «королей» цемента и «баронов» химии. В этих стачках, буквально всколыхнувших Италию, не было никакой возрастной дискриминации. Была борьба рабочих против хозяев, против капиталистов. Рабочие действия, и это очень важно, носят в этой стране единый характер. Коммунисты вместе с католиками, социалисты рядом с беспартийными. Стремление к единству особенно характерно для итальянской молодежи - будь это единство в забастовках или в манифестациях мира, в студенческом движении за демократизацию школ и университетов или в батрацкой борьбе за землю. Недавно по Италии прокатилась волна студенческих выступлений. «Такие беспорядки надо подавлять!» - кричали правые газеты. Студенты заняли здания ряда университетов, института изящных искусств, а потом и знаменитой «Римской экспериментальной школы кино», откуда вышли многие из нынешних самых больших режиссеров и актеров. Почему началась эта борьба? Причины ее сложные н разные. Однако основа одна: студенты требуют проведения глубокой реформы высших учебных заведений, такой реформы, которая сделала бы университеты по - настоящему современными и демократическими. Студенты хотят, чтобы их организации имели бы возможность вместе с ректоратами обсуждать проблемы, связанные с учебным процессом, с внутренней жизнью университетов. Кто выступал против этой борьбы? Фашистские студенческие группы «Каравелла», среди членов которых находятся те, кто убил студента - социалиста Паоло Росси. На факультетах шли острые дискуссии и обсуждения. Ребята часто расходились в оценках, не соглашались друг с другом, когда речь заходила о больших проблемах, которые касались путей будущего развития Италии. Но они были вместе. Я сидел рядом с ними в институте изящных искусств, что на проспекте Умберто в Риме, слушал эти споры, страстные, непримиримые, принципиальные, видел, с какой самоотверженностью студенты переносили и осаду полиции и тягости долгой изоляции. Видя этих ребят и девчат, которым чуть больше двадцати, я вспомнил одно сентябрьское утро прошлого года. Город Модена. Центральная улица. Группа журналистов возле башни «Гирландина», которую, говорят, построили еще древние римляне. Жарко. Вот уже два часа проходят мимо нас колонны молодежи. В день открытия национального фестиваля «Униты» - органа Итальянской коммунистической партии - шла в Модене манифестация солидарности итальянской молодежи с борющимся Вьетнамом. Колонны движутся, окруженные полицейскими. Потом писали газеты, будто в этот город согнали «силы порядка» со всех концов Италии. Красные рубашки парней. Нарядные платья девушек. Тысячи плакатов и рисунков, остроумных, насмешливых, гневных. Песни, где самым вежливым словом, обращенным к президенту Джонсону, было «бойя» - палач. Мне казалось тогда, что вся молодая Италия вышла на улицы этого небольшого города, протестуя против агрессии. Недавно таких же ребят я видел на римской площади Тусколо, когда после короткого митинга они собирали подписи под петицией к итальянскому парламенту с требованием сказать свое слово против действий американских агрессоров... «Молодежь смотрит влево, - писал недавно один журнал, который проводил анкету среди студентов, рабочих, школьников, крестьян. - Она хочет изменить окружающий мир. Иногда эти желания еще не осознаны, не поняты правильно. Иногда недовольство вырывается наружу, принимая неожиданные формы. Часто молодежь отказывается принимать участие в политической деятельности. Но было бы ошибочным считать, что она пассивна, занимается только собой и стремится исключительно к развлечениям. О молодежи можно сказать много критических слов, но нельзя обвинить ее в безразличии и наплевизме. Она хочет участвовать в делах страны, хочет, иногда не понимая как, изменить порядок вещей. У нас - славная молодежь».

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.