- Давайте отдохнем здесь, - сказал сержант - пограничник Голиков, остановившись на невысоком холме.

Он сел на траву, достал из кармана жестяную баночку и, неторопливо оторвав ровный листок от газеты, свернул цигарку.

Влево от нас синело море. Вдаваясь далеко в сушу, оно образовало залив, вдоль берега которого пролегала асфальтированная дорога. Она, словно тугой обруч, стягивала залив, возвышаясь над гранитными россыпями, преградившими путь морю. Волны одна за другой устремлялись к берегу, с грохотом ударялись о камни и разлетались на мелкие брызги. Ветер, налетавший с моря, подхватывал водяную пыль, пронизанную красным светом заката, и бросал ее на сопки. Самая высокая из них напоминала своими очертаниями зверя, приготовившегося к прыжку. За эту сопку опускалось багровое солнце. Нижний край пламенеющего диска был уже на одной линии с вершиной, и она ярко выделялась среди других.

Голиков продолжал курить.

«Наверное, давно служит в этих местах, привык к красотам природы», - подумал я о своем спутнике. Но он вдруг начал пристально всматриваться а лиловую даль сумерек, и я заметил, что его хитроватые серые глаза потеплели, а уголки. рта тронула улыбка. Голиков снял фуражку. Морокой ветер тотчас взлохматил его русые волосы. Тщательно выстиранная и отутюженная гимнастерка с золотыми шевронами на рукаве плотно облегала широкие плечи сержанта. Во всей его ладно сложенной фигуре чувствовались сила и ловкость, та солдатская молодцеватость, которая вырабатывается долгими годами службы. Этот сдержанный, даже немного суровый пограничник все больше и больше нравился мне.

- Красиво здесь, не правда ли, товарищ сержант? - спросил я Голикова.

- Да, - согласился он и, помолчав, добавил: - И вот всегда так: все сопки уже в дымке, а сопка Аникина еще долго светится. И по утрам она раньше других озаряется солнцем...

Голиков назвал сопку именем человека. Это меня заинтересовало, и я спросил, не знает ли он, кто был этот Аникин.

Сержант поднес цигарку ко рту, жадно потянул раз, другой, повертел окурок в руках и, тщательно спрятав его в траве, неторопливо начал:

- Было это в октябре сорок первого года. Фашисты тогда на Москву лезли, а здесь самураи подняли головы, зашевелились. Дня не проходило без какой - нибудь подлости с их стороны. Трудно приходилось пограничникам, но они на провокации японцев не поддавались. На нашей заставе в то время служил ефрейтор Вениамин Аникин. С виду казался обычным солдатом, но в пограничной сноровке равных ему на заставе не было. Хорошо службу знал. Умел любые следы «читать». Да и ничего удивительного в том не было: до армии он в Сибири промышлял зверя, тайгу, как свои пять пальцев, знал. Любили солдаты ходить с комсомольцем Аникиным в наряд, всякий раз узнавали они от него много нового и интересного. Бывало, заметит на дозорной тропе поломанные побеги, непременно остановится, внимательно осмотрит местность и спросит у молодого солдата, не видит ли он в этом месте каких - нибудь примет.

«Да ничего особенного, товарищ ефрейтор», - ответит новичок.

«А вы посмотрите получше».

«Как будто ничего нет. Разве только что трава немного помята».

«Пограничник должен знать, почему трава помята, кто прошел по земле, которую ему доверено охранять! - строго скажет ефрейтор. - Видите на тропе след? Тут олень прошел».

И верно: на земле чуть видны вмятины от копыт. «И как он это только заметил?» - подумает начинающий службу солдат, а Аникин всю историю следа расскажет:

«Олени тут паслись, а мы их спугнули. Ланка была с теленком. Вот, глядите: верх куста ощипан с веточками, а снизу только молодые листочки сорваны. Стало быть, один зверь был крупнее, а другой меньше. А что ланка, так это ж ясно: самец с теленком не ходит!... Чтобы нам еще раз убедиться, посмотрим на лежки зверя...»

И так всю дорогу учит он молодого солдата быть предельно внимательным.

Был Аникин среднего роста, плечистый, крепкий. Когда он с гирями упражнялся, мы от восхищения только руками разводили: силища! Всякое дело ему легко давалось. Любили на заставе Вениамина за веселый нрав, за отзывчивое сердце. И на нарушителей, как у нас говорят, ему везло. Больше Аникина никто не задержал нарушителей границы. Кое - кто из солдат завидовал: вот, мол, везет человеку! Но дело - то, конечно, было не в простой удаче, нет! Правильно начальник заставы нам говорил: «Кто свое дело знает, душу в него вкладывает, тому всегда везет!»

Помню, когда Аникина принимали в партию, он очень волновался на собрании. Только и сказал: «Ваше доверие оправдаю», - но так сказал, что всем стало ясно: этот слово свое сдержит!

Как я уже сказал, застава в то время жила тревожно. Несколько дней подряд наряды докладывали начальнику о том, что на японских пикетах стало больше людей, что они выходят на линию границы и ведут за нами наблюдение. По всему чувствовалось: самураи замышляют провокацию.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.