- А я еще не знаю, радоваться или плакать, - сказал Стиссен, пожимая руку Рычагову. - Я не люблю объявлять сумму, не зная слагаемых. - Стиссен рассмеялся, как умеют смеяться в обществе только американцы: в полный голос, никого не стесняясь. Затем он сел и, не обращая внимания на присутствующих французов, принялся бесцеремонно рассматривать Рычагова.
- Что вы так смотрите на меня? - засмеялся Рычагов. - Я ведь не продаюсь.
- Хо - хо - хо! Неплохо сказано?! Смотрю из чистого любопытства. Человек как человек, а приехал из страны, в существование которой я, честное слово, не верю. Хо - хо - хо! Я дважды пролетал над Бельгией и каждый раз просил летчиков показать мне, где эта таинственная держава. И каждый раз летчики говорили: «Рассмотреть Бельгию с воздуха невозможно, она проскакивает под крылом, как площадка для бейсбола...» Хо - хо - хо! Неплохо сказано, а, французы?
- Да, мы маленькая страна, мы маленький народ, - грустно произнес Рычагов.
- А ты не вешай носа! - вдруг перешел на «ты» Стиссен. - Вон Британия - такой же шиллинг, как твоя Бельгия, а посмотри, как они нос задирают! Учись, бельгиец! Хо - хо - хо!
- Стиссен, бельгийцу нужна хоть маленькая сенсация, - сказал один из французов. - Может быть, имеете что - нибудь лишнее?
- Бельгиец ставит коньяк, - добавил другой француз.
- Что же, может быть разговор, - сказал Отто Стиссен, и глаза его влажно заблестели, выдавая главную страстишку Дырявой копилки.
Французы выпили по рюмке коньяка и, сославшись на дела, ушли.
- Ну, так что же тебя интересует? - спросил Стиссен.
- Все. Моя газета горит. Шеф сказал: поезжай в Берлин, пришли хоть что - нибудь остренькое.
- Это не так просто делается. - Стиссен опрокинул подряд две рюмки коньяку. - А ты сработай, как наши. Сочини что - нибудь сам. Ну, там... Ганс Шнейдер, перебежавший от коммунистов в западный мир демократии, рассказал вашему корреспонденту... И пошло, пошло, валяй, что хочешь... - Он опрокинул еще одну рюмку коньяку. - Здорово можно накрутить. Или про красный террор. Как это называется? Да! Колыма!... Чудом бежавший из Колымы немецкий военнопленный икс, игрек, зет рассказал вашему корреспонденту... Такого можно навертеть!... Хо - хо - хо!... А в общем, это ерунда. Уже надоело. Сенсация должна быть, как нож, с разбега вбитый читателю под ребро!
Рычагов не без удивления наблюдал, как на его глазах изменялся Стиссен. Весь он как - то сразу осунулся и оплыл, только глазки, бойкие, маленькие, вдруг зажглись, оживились, стали жадными, ищущими. Стиссену было лет сорок пять, но он уже изрядно облысел. Когда - то его лицо, наверное, было красивым, а теперь, пронизанное бесчисленными склеротическими жилками, увенчанное крупным багровым носом, оно было неприятным, отталкивающим.
- Бельгия, закажи еще бутылочку. Я, может быть, все - таки выгребу для тебя что - нибудь из своих карманов.
Отто Стиссен пил, а Рычагов с интересом наблюдал дальнейшее изменение собеседника. Речь Стиссена вдруг стала быстрее, в ней появилась бессвязность, но в то же время он, оказывается, прекрасно помнил все, что говорилось за столом...
- Бельгия, ты мне нравишься. Оказывается, на бейсбольной вашей площадке произрастают хорошие парни.
- Спасибо! - улыбнулся Рычагов.
- Тебя зовут Пауль? Прекрасно! Так вот, запомни: сенсация - это прежде всего то, что не каждый день случается. Мы вот вчера не знали друг друга, а сегодня друзья, и это самое интересное. Но, увы, это не щекочет нервы, в этом нет сенсации. Дай мне по морде и уйди, захватив мою зеркалку. Это уже кое - что!
- Мне бы хотелось что - нибудь без драки, - улыбнулся Рычагов. - Может, вы...
- Говори «ты». Мы, американцы, не любим... Мы простые парни. Что же для тебя придумать?... Фотокамера у тебя есть?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.