Поэма о петле

Но едва лишь три шага он сделал, ужас незнакомый, безотчетный, охвативший тела каждый атом, хлынул в мои жилы вместо крови. (Гордый город, серый камень, твердый камень, где проходят табуны двуногих. Если гибнешь, пусть хоть камень зарыдает, пусть хоть кто - нибудь на помощь поспешит...)

И рванулась я вдогонку, как шальная. Удерет? О, нет, пока жива я, догоню, настигну Человека! Проститутке в каменной вселенной повстречался Человек.

Я бежала по брусчатке скользкой, наконец, его настигла, обхватила онемевшими руками. Словно хищник, я на нем повисла. Нет, была я ласковой мечтою. Нет, землей под солнышком весенним. Нет, скорей «а смерть я походила - с ней не разойтись, не разминуться. Он глядел сквозь пальцы, закрывал лицо свое руками. Но от глаз я эти руки отрывала и в глаза его я ласково глядела. Словно мать, его я утешала, целовала, как любовница, во мраке, соль слезы его губами ощущая. Я слова, слова произносила. Их живое сердце исторгало, чтобы горе заласкать и заглушить. Только все слова неполноценны... И глаза его - тускнеющие звезды - навсегда в душе моей остались. В час последний перед тем, как солнце навсегда погаснет над землею, так смотреть, наверно, будут люди. Так глядят, когда лучистую свободу палачи в крови ногами топчут.

В голове моей рождались мысли, и решенье выросло, созрело. Я взяла его за ледяную руку, под ногами заскользила мостовая, сердце гнало мои ноги, билось глухо, я бежала честь от гибели спасать. Он покорно шел за мною следом и ни холода не ощущал, ни боли. Знала я: года былые наши в голове его тогда теснились. Почему, года, вам нет возврата?!

Сердце, сердце, не щеми, прошу я! Я лечу как будто прямо к солнцу. Я стряхну позор и грязь былую.

Так мы шли среди безлюдных улиц. Полицейский здесь в плаще стоял, сутулясь. Хулиган за памятником притаился. Из - за рваных туч глядел спокойно месяц.

Вот я у одних ворот застыла, яростно рукой заколотила, и раздался скрежет ржавых петель. Нас привратник матерщиной встретил.

«Тише, старый... Извини, что денег нету. За ночной твой труд не заплачу я. У меня, пойми, сегодня праздник. Остальное трын - трава, не больше. Ты уж послужи мне напоследок...»

«Ладно, ладно, топай, а вот гостя к ста чертям турнул бы я метлою».

В грязной конуре мои подруги на тряпье зловонном копошились. На тюфяк его я посадила, а себе веревку отыскала, подождать минутку попросила и по улицам ночным помчалась.

Ой, гора над городом нависла, леса теплой шапкою покрыта. На ее зеленой верховине - вышка, что сколочена из бревен. Пышный лес прорезали тропинки, что петляют мимо стройных сосен. Днем идут сюда откормленные люди, для здоровья совершают моционы. А голодные, разутые приходят ночью, чтобы здесь укрыться от ненастья.

Тут сейчас холодный ветер свищет, к вышке рвется он стрелою быстролетной, хочет сбить меня и сбросить в город, что разверзся, словно бездна, подо мною, панорамою раскинулся ночною. Я и месяц видим из - под тучи: острый шпиль над ратушей чернеет, а бока церквей раздулись в лунном свете, дальше, где горят рекламы густо, там театра знаменитого громада. Милый город мой, родной и многоцветный, я твоя, но ты не мой, ты неприступен! А поодаль, над костелом Магдалины, в небо рвутся две высоких башни, и вокзал огнями полыхает...

... Дотянулась я до вышки деревянной, к ней веревку прочно привязала и на шею петлю гибкую надела - вместе с жизнью я избавлюсь от позора.

... Стой, а разве ты до этого не знала, что бесстыдно честь и совесть растоптала, что везде, ежеминутно, словно камень, слово грязное в тебя швыряют люди? Иногда тебя «спасать» являлись из монастырей напудренные «сестры», но душа неблагодарно зачерствела, ни слезинки не нашлось для покаянья.

... Сколько раз я проходила мимо ярких окон, где банкеты и веселье; мне ж неумолимое условье начертали на камнях панели: «Существуй, но если хочешь хлеба, прежде дай нам надругаться над тобою. Существуй хлыщам бездушным на потребу, а не хочешь, так довольствуйся петлею».

Сколько раз я шла осенними ночами, а ворота все и двери под замками. Где - то комнаты обставлены уютно, только это для созданий тех беспутных, чье призванье красить губы, шить наряды, есть награбленное - вот и все, что надо делать им для общества и этим заслужить почет себе и детям. Там живут в тепле и в изобилии, а передо мною дверь закрыли, чтоб моталась на панели в стужу. Скучно станет им - «спасать» приходят душу. Тело, тело вы спасите, умоляю! Чтоб душа во мне держалась, есть должна я!

Две петли достались мне на выбор: для достоинства одна, одна для тела, - а порвать их ни одну я не сумела.

... Он меня не укорял при встрече, онемел, лишился дара речи... Рву одну петлю, чтобы надеть другую - вместе с жизнью и бесчестие стряхну я.

Он словно высечен в скале, мой город древний и прекрасный, как гимн труду. Ведь на земле все созиданию подвластно. Ведь современность - это плод минувших лет, былых работ.

Миллионы воль а рук людских стремятся покорить природу. Мы только лишь короткий миг тысячелетнего похода. Но тем, кто борется, дано пробить в грядущее окно.