Свободное распределение

- Не грусти. Мама поправится, и ты приедешь к нам...

Она печально улыбалась, обещала писать, не терять из виду друзей. И было видно: день вступления в большую жизнь для нее совсем не радостный... * * *

Сейчас я сижу в вагоне и думаю. Что изменилось за три года? Как и чем живет Вера?

- Значит, пока работаешь в АХО?

- Да, да... - качает Верочка головой, устремив взгляд на пуговицу моего пальто. Потом добавляет: - Моя тетя, которая живет в Сокольниках, обещала помочь. У нее есть знакомство в гороно.

Усталым движением руки она распахивает ворот шубки, проводит ладонью по шее, словно ей душно.

- Если бы ты знал, как я завидую вам! - говорит она. - А вот так получается. Жизнь заставляет делать не то, что хочется.

Я смотрю на ее шубу, на локоны, выбившиеся из - под кокетливой шапочки, и вспоминаю, что в университете она ходила в темном платьице с белым воротничком, зимой носила простенькое пальто, а волосы укладывала в косички...

- Ты, наверное, думаешь, - продолжает Верочка, - с Москвой не может расстаться, привыкла к удобствам и прочему. Уверяю, это не так. Я не могу бросить мать, не могу пойти против ее желания.

Она поворачивается к окну, перчаткой протирает запотевшее стекло.

- Скоро твоя станция.

- Да, мне скоро выходить, - отвечаю я и начинаю застегивать пуговицы пальто, поправляя шарф.

«Что же произошло за эти три года? - хочется крикнуть мне Верочке. - Где же высокие стремления и молодой задор, о котором, бывало, ты умела так хорошо говорить? Почему ты разъезжаешь по родственникам в поисках дела, а оно давно ждет тебя?» Но вместо этого я произношу спокойно:

- Значит, будешь ждать места в Москве?

- Да, ведь иначе нельзя, - повторяет она, и веки ее как - то странно набухают.

Поезд приближается к станции.

- Не унывай, Верочка, все будет хорошо. Поправится мама... - Однако, вспомнив, что точно то же говорили ей ребята после окончания университета, замолкаю.

- Может быть, позвонишь? - просит Верочка. - Возьми мой телефон. - Она распахивает сумочку и, вырвав откуда - то клочок бумаги, записывает номер телефона. - Позвони. Мне так бывает тяжело! Все куда - то разъехались, у всех работа и жизнь, а я одна...

Мы крепко жмем друг другу руки, и я выхожу из вагона. На перроне, прямо передо мной, какая - то будка. Я обхожу ее и оказываюсь перед освещенными окнами вагона. В одном из них Вера. Лицо ее спокойно, взгляд равнодушно устремлен вперед. Я вижу, как еле заметные мелкие лучики пробегают по ее щекам, подбородку, теряются где - то у глаз. Чуть откинув голову, Верочка сладко и долго зевает...

Поезд тронулся. Вот уже красные огоньки последнего вагона тускло мелькнули за поворотом и исчезли совсем. Только на семафоре загорелся сигнал: путь закрыт.