Скинув шинель, отец сел к столу с таким видом, будто весь день работал, хотя он только и делал, что грелся у печки.
Пока варилась курица, все молчали. Отец сидел, обрезая себе ногти маленьким ножичком, а дед пил водку.
От чугуна шел такой изумительный аромат, что слюна переполнила наши рты. Мы возбужденно толкали под рядном друг друга, стараясь подобрать ноги так, чтобы приготовить место для миски с едой. Но мы не получили ни единой крошки, ни одного кусочка. Все дочиста дедушка съел сам. Несколько раз во время еды он поглядывал в нашу сторону, один раз собрался даже поднести нам кусок курятины, но отец схватил его за руку и, усадив на место, сердито сказал:
- Оставьте их. Ешьте, это все ваше.
Если бы то, что они проделывали, не было столь сумасбродным и необычным, я, наверное, разревелся бы. Но теперь от удивления я не способен был даже на это. Во все глаза смотрел я, как дедушка ел курицу, как разрывал пальцами мясо и клал себе в рот кусок за куском.
В тишине слышно было только чавканье и сопение.
Отец посмотрел на меня, и я отвернулся. В глазах отца было обещание выдрать меня, если я осмелюсь взять или попросить хотя бы кусочек.
Мать стала убирать со стола, а дедушка, не мешкая ни минуты, встал, надел свой пиджак, захватил поддевку и топор. Отец стоял позади него, опустив голову, будто провинившийся. Быстро, словно опасаясь, что ему не выйти из избы, дед подошел к двери, распахнул ее и вдруг остановился и обернулся. Теперь я отчетливо видел, что дед плакал.
Сперва он посмотрел на мать, лотом на меня. Мать подошла к кровати и стала меня одевать. Отец не возражал.
Мы вышли в темноту. Ночь была звездная, страшно холодная, казалось, что воздух застыл. Отец стоял с непокрытой головой, я - в башмаках брата, не чувствуя мороза. Слезы душили меня, а предчувствие какой - то большой беды сжимало мое сердце. Я не мог отвести глаз от дедушки. Он стоял на ступеньках крыльца, одна рука его была засунута в карман поддевки, другая крепко сжимала топор. Похоже было, что дед готовится к встрече с медведем. Да, таким, именно таким, запомнил я своего дедушку на всю жизнь. Отец был неподвижен. Он смотрел куда - то, но видел, наверно, не много. После долгого молчания дедушка заговорил:
- Так завтра приходите, я все оставлю там.
Отец ничего не ответил, только поднял голову, будто собираясь считать звезды. Дед повесил топор на руку и стал прощаться.
- Бог да благословит вас, сынок!
Отец вздрогнул, взглянул на землю и, как бы обращаясь к ней, сказал:
- Бог да благословит вас!
А когда дедушка уже отошел, он тихо послал ему вдогонку:
- Берегите себя!
Я смотрел вслед удаляющемуся дедушке, видел, как он пересек дорогу и направился к переулку. Мне хотелось крикнуть ему, что он не попрощался со мной, хотелось сказать ему: «Бог да благословит вас, дедушка». Я собрался уже побежать за ним, как вдруг дед остановился и, переминаясь с ноги на ногу, повернулся ко мне.
- Ферике! - крикнул он, и голос его едва был слышен. - Пройдись со мной немного!...
Отец оглядел меня с ног до головы и кивнул:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.