Эхо

- У меня это случилось, знаешь, не так просто, - начала рассказ Надя. - Я уже умела немного плавать. Когда девочка закричала, я сразу не сообразила, что она тонет. Потом вижу, нужно спасать, а ноги словно приросли к земле. Все же я бросилась в воду, но дальше уже ничего не помню. Какой - то шум, желтые круги над головой. Раскрыла глаза, вижу Колю Ванесова. Стоит подле меня на коленях, с его костюма стекает на траву вода. Рядом откачивают захлебнувшуюся девочку... А Лупинович, наш первый секретарь, расхаживает по берегу в сухой майке, начальнически покрикивает, размахивает руками. «И здесь командует! - горько подумалось мне. - А сам даже ног не замочил!...» Потом я узнала, что Николай - он тоже был на слете, - услышав крики, не раздумывая, с разгону бросился в воду, и как раз тогда, когда девочка вцепилась в меня и потащила за собой. Еще секунда - и мы обе пошли бы на дно. А Лупинович только звал других на помощь я приказывал, хотя заметил несчастье раньше, чем Николай. Долго меня мучило воспоминание об этом случае. И ты знаешь, с того дня и Лупинович и наша райкомовская работа - все как - то предстало в другом свете. Надя умолкла.

- Ты уже, кажется, два года в райкоме? - спросила Маша.

- Два... Пришла сюда из педучилища. Была раньше пионервожатой в школе, только и всего. Надо было учиться работать, а у кого? Помню, зашла раз в кабинет к Лупиновичу. «Костя, - спрашиваю, - как нам поинтереснее провести совещание пионервожатых?» А он: «Я вам не Костя, а Константин Елизарович!» Сначала показалось это смешным, а потом стало обидно до слез. Давно ли мы учились с ним в школе, он только на два класса старше меня! Сколько раз встречались в клубе, на улице! И всегда он был Костя, обыкновенный, правда, немного заносчивый, но все же свойский парень. А стал секретарем райкома - и уже сразу Константин Елизарович!...

Выглядываю раз из окна моей комнатки в райкоме, вижу: шагает Лупинович по улице, неторопливо, вразвалочку и этак легонько размахивает одной рукой. Что - то знакомое было в этой походке. Батюшки, да ведь так наш секретарь райкома партии ходит! Теперь другой случай. Все это, может, мелочи, но они характеризуют человека. Является Лупинович в райком, снимает шапку - и, братки мои, вся голова бритая, блестит, как арбуз на солнце. Лицо стало круглым, как у грудного младенца. А какие были волосы у парня: каштановые, густые! Секретарь райкома партии побрил голову, так и Лупиновичу надо. Не учел он только того, что секретарь райкома партии начал лысеть и ему побрить голову было просто полезно.

И вот началась у нас такая жизнь в райкоме. Придет кто - нибудь из комсомольцев, сядет в общей комнате возле дверей секретаря и ждет, ждет... Завучетом должна доложить, кто пришел. А докладывать разрешалось только тогда, когда товарищ первый секретарь ничем не занят, даже по телефону не разговаривает. А когда он не разговаривает? Через перегородку всегда слышится его голос - то с командирскими раскатами, то сухо официальный, то с зевотцей.

Претило сначала все это мне. А потом, поверишь, Маша, и сама я понемногу начала привыкать командовать, покрикивать на людей. Убедила себя, что без этого нельзя обойтись. К тому же, кто ни приедет к нам из обкома, все похваливают Лупиновича: деловой, мол, человек, умеет руководить.

Раз зашла ко мне пионервожатая, не постучавшись. Меня задело, что она не постучалась. Разговариваю с ней, а сама чувствую, что не могу скрыть досады. Девушка поняла, заметила это и больше ко мне не заглядывала.

Беру телефонную трубку - и сама не понимаю, как сразу меняется голос. И не люблю этот свой телефонный голос, но ничего с собою поделать не могу. Произношу что - то сухое, казенное, временами возмущаюсь, «разношу», а того человека, кто на другом конце провода, по - настоящему не слушаю.

- Эх, жалко, что я тогда не приезжала в ваш район! - сказала Маша. - А то бы я по - го - во - ри - ла с тобой по телефону!

- Слушай! Приехал однажды из области один весьма уважаемый товарищ. Звонит в райком. Никого не было, я сняла трубку: «Кто?» Он отвечает. Я снова: «Кто, кто?» Фамилия как будто знакомая, а все равно переспрашиваю. Раз пять переспросила, а он все терпеливо отвечал. «Секретарей нет!» - буркнула я наконец и повесила трубку.

Теперь стыдно вспоминать... Пришел этот товарищ в райком, здоровается со мной, а потом таким вежливым тоном осведомляется: «Это вы со мной разговаривали по телефону?» «Наверно, я». «Вы так я с пионерами разговариваете?»

Краска бросилась мне в лицо. Стою перед этим человеком, как когда - то перед учителем в классе, и ничего не молу произнести. «Вчера я побывал у ваших соседей, - сказал он, уходя, - и там таких вещей что - то не заметил...»

Три дня после этого я старалась совсем не подходить к телефону. А когда из - за перегородки доносился голос Лупиновича, хотелось заткнуть уши или бежать на улицу.

Вскоре мне самой довелось побывать у соседей. В тот год наш пионерский лагерь был организован в одном из сел их района. Уж не помню, по какому делу понадобилось мне в райком комсомола. Вошла, стою в общей комнате, жду, пока кто - нибудь появится, чтобы спросить, можно ли зайти к секретарю. Дверь в кабинет приоткрыта. Слышу, как кто - то заливисто смеется, а потом тот же голос говорит: «Ты, Володя, не давай там ребятам бездельничать, приучай к труду! Дрова пусть сами колют. И воду пусть носят. Не белоручки, чего там!...»

Слова эти хлестнули по сердцу. Вспомнила, что делается в нашем лагере. Вот уж, действительно, белоручек растим! Официантки обед подают, уборщицы койки заправляют. Заявилась как - то в лагерь жена председателя райпотребсоюза, увидела, что ее дочка полощет в речке свой сарафанчик, да как закричит, затопает ногами: «Что это за пионерлагерь? Уборщицы не могут постирать? Мы заплатим, если уж государство такое бедное!...» Пожаловалась я на эту даму Лупиновичу, а он целый час мне же нотацию читал...

Стою, значит, так, вспоминаю, и в этот момент выходит секретарь - это и был Николай. Я его первый раз тогда увидела. «Вы ко мне?» «К вам». «Так чего же не заходите? Заходите, будьте ласковы».

С того дня я стала часто наведываться к Ванесову и больше советовалась с ним, чем с Лупиновичем.

И что он за человек, Лупинович? Всюду и во всем видит только себя. А что делается в организациях? Вот силикатный завод под боком, а там уже шесть месяцев не было комсомольского собрания. Когда я сказала об этом на пленуме, Лупинович разразился целой речью: мол, подрывают его авторитет. Тяжело с ним работать... Просто не знаю, как дальше будет! Посоветуй Маша. Может, попросить, чтобы меня перевели в другой район? На любую работу согласна...

- К Николаю? - Маша лукаво улыбнулась и глянула туда, откуда все сильней доносился треск мотоцикла. - Оставайся тут, Надюша, может, Лупиновича заменишь... Слышала я такие разговоры.

- Да что ты! - От удивления Надя замахала руками. - Я не соглашусь, да меня и не выберут, такую неопытную!