Перевод Л. Морошкина
Между индийскими киноработниками, гостившими в Сталинграде, и известным советским режиссером однажды возник интересный профессиональный разговор. Он затянулся далеко за полночь. Говорили о реализме и романтизме, о преимуществах и недостатках цветной кинематографии, о будущем телевидения и стереокино.
Во время беседы один из участников предложил проводить ежегодно творческие совещания кинодеятелей всех стран - постановщиков фильмов и режиссеров, сценаристов и операторов, - обсуждать в дружеской атмосфере все вопросы, волнующие людей этой профессии. Предложение было встречено с энтузиазмом.
- Но интересно знать, кто был бы самым подходящим председателем такого совещания? - скорее подумал вслух, чем спросил кто - то из нас.
Но едва были произнесены эти слова, как все воскликнули хором:
- Конечно, Чаплин! Единодушное мнение деятелей индийского и советского киноискусства, что Чарли Чаплин, бесспорно, является величайшей личностью в мировой кинематографии, я уверен, в равной мере разделяют киноработники всего земного шара.
Если бы при таких же обстоятельствах, как в Сталинграде, возник подобный вопрос в Лондоне, Риме, Праге, Токио, Пекине или в любом другом городе, на него ответили бы с таким же энтузиазмом:
- Конечно, Чаплин!
Единственно возможным исключением мог, пожалуй, быть Голливуд, запуганный комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Но даже и там при тайном голосовании председателем был бы избран человек, имя которого страшит заправил этой комиссии, людей, которые преследовали, а затем изгнали из Америки самого выдающегося артиста американской кинематографии.
На протяжении четырех десятилетий Чаплин - самый популярный киноартист. Он не только любимец миллионов зрителей, но и кумир всех киноработников. И не удивительно поэтому, что члены индийской киноделегации, направлявшейся в Москву, выразили желание сделать остановку в Женеве специально для того, чтобы увидеть великого «маленького человека».
Встретиться с Чарли Чаплиным - это все равно, что впервые увидеть египетские пирамиды или индийскую гробницу Тадж Махал при лунном свете. Чаплин достиг такой вершины славы, что его имя стало почти легендарным.
Когда очень сильно жаждешь что - то увидеть, например, пирамиды или Тадж Махал, рискуешь разочароваться, разглядывая достопримечательности в непосредственной близости. Столько светил экрана закончило свою стремительную карьеру а виде «падающих звезд», что меня, признаться, тревожило сомнение, не разочарует ли нас встреча с Чаплиным, которую мы ждали с таким большим нетерпением. Не окажется ли и он Цезарем, набитым опилками, потухшим вулканом или, что еще хуже, почившим на лаврах «великим человеком», полным самодовольства и нарочитой снисходительности к простым смертным?
Впервые я увидел «Чарли» тридцать четыре года тому назад в передвижном кинотеатре моего родного городка Панипата, когда мне едва исполнилось пять лет. В те дни движущиеся волшебные картины были еще новинкой и назывались биоскопом. В последний раз мне довелось увидеть Чаплина на экране сравнительно недавно - в фильме «Мсье Верду». Я просмотрел все картины, сделанные Чаплиным, и читал почти все, что было о нем написано. И все же, когда он поспешил нам навстречу, чтобы приветствовать нас на пороге своего дома в имении Менуар де Баль (в пятидесяти милях от Женевы), вид его чем - то удивил меня.
Всем известно, что он уже не молод, и, конечно, нельзя было ожидать увидеть его в знаменитых мешковатых брюках бродяги и в продавленном котелке. Тем не менее, потребовалось какое - то время, чтобы поверить в то, что этот низенький, коренастый, совершенно седой человек в добротной английского типа темно - синей спортивной куртке и серых фланелевых брюках был действительно Чаплин.
Если его внешний вид немного разочаровывал, то его рукопожатие совершенно успокаивало. Мне кажется, в какой - то степени характер человека можно определить по его рукопожатию - почувствовать, искренний человек перед вами или лицемер, великодушный или мелочный, бьется в нем горячее сердце или течет холодная кровь. Рукопожатие Чаплина было твердым и теплым, и то, как он держал вашу руку, заставляло чувствовать, что вы можете вполне положиться на этого человека. Казалось, рукопожатие в точности передавало то, что он говорил нам в эту минуту: «Я так счастлив, так счастлив, что вы приехали ко мне!» И вы всем сердцем понимали, что это не просто вежливое приветствие, а что он действительно счастлив видеть вас.
Мы провели у Чаплина более трех часов. Ему, видимо, доставляло удовольствие беседовать с нами, и разговор затянулся бы до ночи, если бы не торопили корреспонденты, ожидавшие нас в Женеве.
Чаплин показал нам свой просторный дом, обставленный с большим вкусом, без показной роскоши; повел нас осматривать сад, раскинувшийся на холме. Широкие лужайки спускались вниз по склону, на котором росли величественные сосны. Указывая на одну из них, он сказал:
- А ведь построить такие деревья нельзя. Мать - природа потратила сотни лет, чтобы вырастить их. Даже за миллион долларов не сделаешь ни единого дерева.
В этом старце, которого мир знает только как комика, оказывается, живет еще и философ.
Неужели я назвал его старцем?... Когда мы сидели на веранде, любуясь лужайками, озаренными золотым сиянием заходящего солнца, никто из нас не заметил ни малейшего признака старости в его живом, гибком уме. Наоборот, Чаплин поразил нас своим необыкновенным талантом блестящего собеседника. Он говорил горячо, с юношеским пылом. В его словах и в помине не было того едкого цинизма, который так любят напускать на себя иные утомленные интеллигенты и артисты на закате дней своих. Чаплин говорил с нами о многом: о проблемах мира и свободы, о долге прогрессивных артистов, о своих новых фильмах, о намерении поехать в Индию, Китай и Советский Союз.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.